— Ненаш молод, — ответил Несмеян. — Ему всего пятьдесят три года. Для неумершего это очень мало. Даже для мага мало. В Академию Магических Искусств берут, как известно, после семидесяти. А вот старший его, Канч сТруви… Вот это страшный… — он осёкся, хотел сказать 'человек', поняла Хрийз. — Страшное существо.
— Вы его знаете лично?
— Да… Мальчишками мы его сглупу потревожили. Случилась трагедия.
— Кто-то погиб? — осторожно спросила Хрийз.
— Хуже, — коротко ответил Несмеян.
Что может быть хуже смерти? Перерождение в неумершего, надо думать. Позже, и от других людей, Хрийз узнает о случившейся беде, пускай и не до деталей. Мать пострадавшего мальчика не приняла сына в новой ипостаси. Она убила его, а потом себя. Но, прежде чем умереть, прокляла его друга и Канча сТруви прокляла. Но если неумершему проклятия живых — один из вариантов энергетического корма, то малчишке, которым был тогда Несмеян Некрасов, пришлось несладко. Даже и до сих пор тянулись из давнего прошлого давние, не оборванные вовремя, нити.
— Во время войны они были герои, — объяснил учитель. — И когда города из пепла восстанавливали, тоже помощью неумерших не гнушались. А сейчас время мирное. Можно обойтись без них.
С затаённой горечью сказал, с болью. Несправедливость резала душу, и это вполне можно было понять, если вспомнить Ненаша Нагурна, и тот разговор с ним.
'Ещё и за это люблю',— думала Хрийз, — 'За то, что
Она пила остывший счейг маленькими глотками, чувствуя, как растёт в груди немое отчаяние. Вот Он, рядом, протяни руку, и коснёшься. Поговори же с ним, отвлеки, вспомни что-нибудь смешное… Но это уместно было бы со сверстником или вот хоть с Гральнчем, а с учителем? С человеком, старше намного, вдовцом, отцом Юфи.
Прямо хоть письмо ему пиши, как та Татьяна. Чтобы нарваться на тематическую лекцию насчёт властвования собой. И дальше, по плану. Выйти замуж за генерала, открыть модный салон. Кого там Малкинична в с
Злая это песня, любовь.
Встреча закончилась. Несмеян предложил проводить. Хрийз не отказалась. Пусть проводит… лишний раз побыть рядом, послушать его голос, его рассказы о городе. Он знал о Сосновой Бухте невероятно много.
Солнце ушло, оставив над морем ало-золотую, с отливом в зелень, полосу. Над городом плыли влажные малахитовые сумерки. Воздух был тих, неподвижен и полон запахов осенней листвы, поздних цветов и морской соли. На улицах один за другим зажигались центральные фонари…
Позже, в своей комнате, Хрийз прорыдала полночи, комкая и тиская подушку до судорог в сведённых пальцах.
Злая это песня, любовь
Одна беда от неё, если поёшь в одиночку, безо всякой надежды на ответ!
Глава 12. Жизнь на Грани (Дневники Фиалки Ветровой)
О сорок первом дне завершился мой метаморфоз, что все меня ждали, потому как была последняя. Стал парад на площади, что сам князь Сирень-Каменногорский принимал и с ним дармичанский правитель Цальнш лДипи. Надели мы форму Вольных Охотников, и нас объявили перед всеми. Сама княгиня светлая раслины вручила каждому из нас, что они её работа, она была мастер-ювелир, а и в Империи мало нашлось бы ровни её мастерству.
Каждому в свой черёд сказала она слово, а мне сказала:
— Благослови тебя Небеса, дитя.
А у самой слёзы в глазах, что лицо раскраснелось. Так я губами руки её коснулась, что холодной рука её была и дрожала, что сказала я, — не подведём! Побегут от нас желтоголовые, и не далеко убегут, смерть и ужас настигнут их, земля огнём обернётся, воздух угарным чадом, а и помирать им всем несладко придётся, и так со всеми станется, кто не успеет убраться с пути нашего.
Тут уже княгиня совсем расплакалась, что всем сказала:
— Благослови вас Небеса, дети мои. Благослови Небеса…
И встали мы на колено, и говорили клятву, и ударили после последних слов наших армейские барабаны. Так стали мы на службу воинскую, что началась для нас с того же самого дня…
Первый бой стался для нас в устье Звенящей Речки. Случайно получилось. Доктор сТруви говорил потом, что мы не были ещё готовы. Но мы справились, хотя и не совсем чисто.
А и было это так.