Дочь княжеская. Книга 1

Схлестнулись два войска, в яви мира и в яви снов, и на Грани между ними, что перемешалось всё в туман, а туман тот нам родным показался, а и сила нам от него исходила, от смертей, его породивших, от боли живых и ярости и магии боевой. Так пошли мы навьими тропами, и упились вражьей мощью, как хотели, что она едва не разорвала нас, столько силы собрано оказалось. И ярость уронила нам разум, что подняли мы всё, к чему дотянуться могли, и всё шло на врага, и сминало его, и павшие бойцы врага вставали и оборачивались против своих же, и враг бежал от того ужаса, а мы следом шли.

Доктор сТруви разгневался, что назвал нас сосунками, да ещё и недоделанными, и показал нам, какую беду сотворили мы по неразумию своему. Отправил исправлять содеянное, что сам лично следил, по чести ли мы делаем. А дела на всех хватило, что поднять мёртвое не так сложно, как уложить его и напоить след покоем, а и Дахар возмутилась, что отказывалась уводить на грань души павших желтоголовых. Собакам собачья смерть, говорила она, а мы здесь не при чём.

Канч сТруви сказал гневно, что придумает ей наказание, а пока он думает, она пусть от дела не бегает, не то хуже будет.

И так мы всю силу истратили, что получили во время битвы, и полегли потом на две восьмицы, и впредь больше не поступали так. Хотя знали, что умеем и на что способны, но держали знание про запас, на нехороший случай, когда выбора иного не останется.

А то урок ещё был, что живые преподнесли. До того мы всё не понимали толком, что мы такое и как о нас другие думают. После мы уже сами расстояние держали, что так спокойнее казалось.

А было дело так.

В горном ущелье шла дорога, а шла она в сторону побережья, к Алой Цитадели, а и про Цитадель ту разговоры ходили один другого ужаснее, что детей желтоволосые свозили туда на муки и смерть, был в том им одним понятный смысл, а нам один лишь ужас и бессильная злость. Так мы пошли, все Девять, и стали там в засаду, ждать, когда появится очередной привоз, что не мог он мимо того ущелья пройти, иной дороги от гор туда не было.

Самая младшая из всех нас была Злата, даже и до метаморфоза она выглядела меньше своих зим, а после стала совсем как малышка зим восьми, тоненькая, кудрявая девочка. И вот стала она поодаль от дороги, у дерева большого, встала, обняла толстый ствол и давай плакать да маму звать, что жалобно так, со слезой, как у нас у самих на душе посмурнело. Обозники желтоголовые и купились на то. Сразу двое пошли, и один взял Златку за ворот, и оба смеялись, а им от дороги маг их заторопился, спасать дурней, да не успел, Ненаш его раньше упокоил. А Златка вывернулась да и впилась в горло тому, кто держал её, а второй не успел понять, что происходит, как и сам уже от Златки получил ровно всё то же самое, порванное горло и смерть. А с остальными справились быстро.

Потом мы открыли портал и увели спасённых в Дармицу, а прежде мёртвых всех сожгли, что не понять стало, как они умерли. Нельзя было пока желтоволосым знать, какой страх по их души здесь ходит.

А дети разные были, и маленькие совсем, и постарше, и даже как мы были, и среди них я увидела Сихар Тепчог из поморских сТепи, и ей обрадовалась: до вторжения мы жили вместе в Светозарном два лета и даже дружили, она была младше меня на два года. Так было, что Сихар в драку ввязалась, и не совладала, а меня узнала и позвала, что я пришла, желтоволосому на беду. То некогда было нам между собой поговорить, что уходить было надобно, и стали мы уходить,

Сихар отлично организовала малышей при проходе через портал, что ни один не потерялся и не получил травму.

Как пришли в Дармицу, что беда позади осталась, и я подошла к подруге, что говорить хотелось, послушать про наших из Светозарного, кто ещё жив и что теперь делает. А Сихар так стала, нарочно между мной и спасёнными, и крикнула, чтобы я уходила прочь, что была она из хорошей семьи, с наследственной склонностью к магии высших порядков, а знала, что убивала я желтоволосых, а и видела больше, чем обычный человек.

Я пошла от неё, долго сидела на солнце, что камни грело у побережья нашего с доктором сТруви места, и покоя мне не было, что забыть подругу не могла, лицо её, голос, взгляд. Как беда, то 'Фиалка, спаси!', а как страх позади остался, то 'поди прочь, упыриха'. Так нашёл меня Канч сТруви и велел спать идти, не должно мне нарушать режим, мала ещё. Тогда рассказала ему, как у меня стало с Сихар, а он не удивился тому.

— Живые, — сказал он, — никогда, пропади они пропадом, они не изменятся. Не должно тебе от них благодарности ждать, делай, что делаешь, и будь как будет, а что они о тебе думают и как поступают с тобой, то на их совести, не на твоей.

— А вы их лечите, — сказала я, и дождалась его повести.