Эрмарш Тахмир, желтоволосый мой, ничего не боялся. Никого и ничего. И так сталось, что нанесло на него нашу Златку, а при мне то было, а и не испугался он нисколько, хотя мы сами иной раз её побаивались, что бешеная была она совсем.
Не могла она живого видеть без того, чтобы не взалкать его крови, а желания с делами у неё далеко не расходились, что мы старались следить за ней и оберегать. Канч сТруви на неё косо смотрел, а не говорил ничего, смотрел только, следил, что от его взгляда нам всем нехорошо становилось. Упокоит ведь её, имеет право, и мы ему не указ. Станет нас вместо Девяти — Восемь, и плохо же от того будет, девять — число магическое, счастливое, а придётся возмещать его, а и не хотели мы брать к себе со стороны кого-то в помощники, что Злату нам никто не заменит.
И вот в один день всё решилось. Как увидала Злата желтоволосого моего, как поняла, что живого видит, так и бросилась, а быстра была, быстрее любого из нас. А он только руку вскинуть успел, горло защитил, и в руку ему она впилась да терзать стала. Но то я видела, что неспроста Тахмир ей это позволил, мог ведь упокоить её, а не стал того делать.
И вошла в неё вместе с кровью его громадная его сила, заполнила собой ауру, что размылась, почти исчезла тусклая мертвящая серость неживого, и Злата обмякла, опустилась на землю. И показалось мне, что это живая девочка лежит без памяти при смерти, по-настоящему живая, без фантомного морока.
— Убил, — только и сказала я, и зла на желтоволосого не хватило, что он себя защищал, а о Злате нашей не обязан был думать.
— Спит, — объяснил он, сам себе залечивая ладонью страшные раны. — Уложите её, как у вас принято, и пусть спит. Не пропустите только, когда очнётся.
Злата спала несколько восьмиц, а очнулась другой, старше на вид, не на восемь зим смотрелась теперь, а на шестидвешь, как ей и было на момент инициации. И на желтоволосого моего не бросалась больше. Ушло от неё это безумие, совсем ушло, сгорело в крови желтоволосого, что проглотила она вместе с его силою.
— Я видел, как целители это делают, — объяснил Тахмир случившееся. — Отдают свою силу тяжело раненому, и раны его закрываются. Подумал, что и к неумершему применить возможно, с поправкой на вашу природу. Получилось.
А могло не получиться, так я поняла его, и что Златку тогда сам доктор сТруви упокоил бы, что сама видела, как смотрел он на неё и решал, как ему быть с нею, и почти решил. Но минуло. И было нас как прежде Девять, и ходили мы навьими тропами по души желтоволосых, и не могли они противостоять нам, что много раз пытались, да всё без толку. А я благодаря союзу с Эрмаршем скоро сама стала сильна, сильнее всех в Девятке, и даже сильнее старшего нашего, доктора сТруви, что пришёл он ко мне и спросил, не желаю ли я оспорить старшинство его.
Так положено, говорил он. Когда младший поднимается в силе выше старшего, он волен добыть себе свободу, что для того надо со старшим сразиться и упокоить его. А я могла это сделать, я стала сильнее, и сама то чувствовала, и он видел. Так я сказала тогда, что не хочу. Что благодарна учителю и наставнику, и не хочу отпускать его, даже если сам он уйти хочет, а грустно мне будет, если уйдёт он навсегда, а и уйти ведь сам может, без моей помощи. Так сказала ещё, что признаю его старшинство, и остаюсь ему младшей, пока он сам меня не погонит, но и тогда верх над ним держать не стану, лучше уж Тень забрать свою и так уйти из мира совсем, если другого выхода нет.
— Это в тебе живое не до конца ещё умерло, — сказал мне на то доктор сТруви. — Может, сотня зим над тобой пройдёт, а может, две. Тогда вспомним мы этот разговор и к нему вернёмся.
Сотня зим или две — это много казалось, что я согласилась с ним, и больше мы про то не говорили совсем. Но если есть такой способ, чтобы нам разойтись без смертельной схватки, то я найду его.
Так случилось, что род князей наших Сирень-Каменногорских почти прервался, и сын, ставший воином, тот самый мальчишка, что мы когда-то ещё до метаморфоза на руках у матери видели, и дочери старшие, а про самого князя давно уже не слышали, что погиб он в боях, говорили. Дошёл черёд до жены его, княгини пресветлой, и младших дочерей его. Разорили желтоволосые Дармицу, спалили берег, а отбросили их, да не пустыми ушли они, увели всех детей, до кого дотянуться могли и кто спрятаться не сумел, и вместе с ними княжеских девочек, Хрийзтему и Лилию. Закрылись за ними врата Алой Цитадели, а мы думали, как быть теперь. Не успели обоз отбить. А по всему надо было девочек выручать, прервётся род княжеский, и последнее утратим, как утратили Светозарный, что без правящего рода падает защита совсем, и невозможно спастись от грядущих бед и поражений.