Дочь княжеская. Книга 3

Молчание. Шорох по камням, Млада, видно, меняет позу. Мила тиха, как ночь или труп, если бы не громадная ее аура, можно было бы сказать, что ее тут вовсе нет.

— Неприлично тыкать женщине в нос ее возрастом, — упрекает Мила.

— Простите, — винится Мила. — Не имела умысла…

— Прощаю, — величественно кивает Мила, и жест этот дико смотрится в исполнении маленькой девочки.

— Главное в таких ситуациях, — это затаиться и медленно копить силы, чтобы ударить исподтишка, так, чтобы враг не ожидал удара. Я бы выбралась. Так или иначе. Выбралась бы все равно. Но вы пришли раньше. И я обязана теперь тебе и Браниславне. Не самый лучший расклад.

— Мне ничего не нужно, — быстро говорит Млада.

— Все так говорят, — холодно отвечает Мила.

— Действительно, ничего.

— И слово дашь?

— Даю! Даю слово неумершей Миле, что в обмен на ее спасение не потребую ничего и никогда, отсюда и до угасания мира!

— Глупо, — отмечает детский голос. — Но по слову твоему, да будет. Жаль, что с Браниславной подобное не произойдет. Она своего никогда не упустит.

— Она-то? Мила, вы неправы.

— С чего бы вдруг? Я ее по Звенящим Ручьям помню, вот где сталь на огонь налетела, мало не показалось даже своим, что о врагах говорить.

— Да нет же, — возражает Млада. — Это не та Хрийзтема!

— Как это — не та? — безмерное удивление, взгляд, пристальный, исполненный силы, сканирующий.

Хрийз приподняла веки и напоролось на взгляд Милы как на острие ножа голой ладонью. В пещерном полумраке бледное лицо неумершей слегка мерцало своим собственным призрачным светом. Глаза казались черными провалами, рот — безгубой щелью. Как будто сквозь живые черты прелестного ребенка проступает отвратительный мертвый череп, само воплощение стихии Смерти.

— Действительно, не та, — говорит Мила, и Хрийз чувствует, как отпускает ее прицел чужого взгляда. — Надо же. Не думала, что у Браниса может появиться еще одна дочь…

Хрийз обессилено уронила голову обратно на камни. Ее снова утягивало в сон, в сон, забирающий так много магических сил — все они шли на поддержание защитной сети.

Косматые призрачные волны по колено. Жаркий ветер. Медленно уходящие в толщу туманной не-воды мосты. И по каждому мосту надо пройти, от края до края, от одного берега до другого. Островки, за которые цепляются мосты, тоже тонут, уходят из-под ног… Надо спешить. Надо.

Неважно, что уже не хватает дыхания. Неважно, что раскаленный воздух выжигает грудь. Надо идти. Надо спешить.

Где-то вдалеке кто-то тонет. Без звука, без крика. Тонет в дымной волне, и она его разъедает, делает бесплотным силуэт, вымывает из него все краски. И надо свеситься с моста почти в полный рост, чтобы достать хотя бы кончиками пальцев. Или уж упасть и утонуть вместе.

Почему-то важным казалось это странное «вместе».

Кто ей тонущий?

Лица не разглядеть.

И с моста не сойти и на мосту не остаться.

Тонкий золотой луч по гребням волн, чистое бледное золото, тускло отсвечивающее в бестеневом зыбком мире благородным металлом. Когда появилось, откуда? Неважно. Сойти, пробраться по ненадежной тропинке и схватить за руку в самый последний момент.

Золотая тропинка просела под тяжестью тела, и злые волны обрушились на голову, но Хрийз успела, успела, успела схватить тонущего. Схватить и уже не отпустить, как бы ни крутили, как бы ни старались разбить обоих на части волны…

Хрийз вскинулась в холодном поту. Поднесла ладони к лицу — пальцы дрожали. Пережитая во сне жуть не спешила уходить. Но еще сильнее оказалось чувство, что надо встать и спешить. Встать. Спешить!

— Куда на этот раз собралась? — угрюмо спросила Млада.

— Где Мила? — спросила Хрийз.

— Ушла. Сказала, что долго с нами здесь не выдержит, и ушла на Г рань. Я ей крови дала, на удачу и для доброго перехода…

Хрийз заметила самодельную повязку на запястье у Млады, и поежилась. Она-то хорошо знала, насколько опустошительным может быть укус упыря, даже дружеский, даже для чуть-чуть попить.

— Пусть ее, — продолжила Млада. — Нам с ней очень нелегко пришлось бы. Смогла уйти, хорошо. Может, сожрет там кого из этих… все другим легче станет. Эй, ты куда?

— Надо, — не оборачиваясь, бросила Хрийз.

— Да что ж тебе на месте не сидится, — с досадой выговорила Млада, подхватывая свое единственное оружие — лопату. — Может, тебя стукнуть? Полежишь, в себя придешь.

Хрийз обернулась. Посмотрела на Младу, смотрела долго, та стушевалась, опустила взгляд.

— Там, на входе, — сказала Хрийз наконец. — Может, волной кого прибило…

Обратный путь занял меньше времени. Так всегда, когда идешь по незнакомой дороге «туда», то, субъективно, кажется, что тратишь куда больше времени, чем на дорогу «оттуда», обратную.

… Море еще плескалось в пещере, но вода уже отступала. И у стен, накосо вросших в песчаное дно, лежало вынесенное приливом тело. У Хрийз оборвалось сердце. Она поспешила спуститься вниз, пропуская мимо ушей предостережения Млады: «Эй, эй, аккуратнее… куда летишь! За шишкой и свернутой шеей»?

Несколько раз Хрийз оскальзывалась, и действительно, избегала доброй шишки на темени счастливой случайностью.

— Аккуратнее там! Не трогай, а вдруг он из этих!