Дочь княжеская. Книга 4 (СИ)

— Я бы оставил тебя здесь, — сказал сЧай. — Если бы знал, что это поможет…

— Не поможет, — тихо ответила Хрийз.

— Да, — кивнул он.

И всё-таки коснулся ладонью. Тепло по щеке, мучительный обжигающий жар, и наплевать бы на всё, прижаться бы, поцеловать, но секундное промедление, и миг ушёл. Больно, будто половину сердца сама себе отрезала тупым ножом.

— Мы вернёмся, — сказала Хрийз яростно. — Победим и вернёмся. Уничтожим гадину, и вернёмся!

— Хотел бы я в это верить, ваша светлость.

«Какая я вам светлость!» — поднялся в груди неслышимый крик, но вслух Хрийз лишь повторила уже сказанное:

— Мы победим. И вернёмся. Вот верьте, пожалуйста. Если вы верить не будете, кто будет?

— Магия удачи? — бледно усмехнулся сЧай.

Магией удачи называли детское убеждение в том, что если не веришь в плохое, то плохое с тобой не случится. Что-то в этом было, наверное. Потому что гиблое это дело, идти на бой, точно зная, что непременно проиграешь. Надо верить в победу, надо. Даже если расклад совсем не радостный. И если ты в мыслях своих уже сдался, то разве сможешь сражаться хотя бы даже в половину силы?…

— Да хоть бы и такая магия, — тихо ответила Хрийз. — Неважно. Мы ведь вернёмся…

— Обязательно, — сказал сЧай. — Непременно.

Он обнял её, и всё-таки она прижалась щекой к его груди, как и хотелось, но всего лишь на мгновение.

— Пора.

— Пора.

Не время для чувств.

Не время…

Мила Трувчог провела по Грани. Хрийз не запомнила пути, может быть, и зря не запоминала, но её тогда это волновало мало. Алая Цитадель встала перед маленьким отрядом во всей своей грозной мощи. Чудовищная воронка, как чёрная дыра, поглощающая всё, попадавшее в её зону влияния.

На миг ударило паникой — ты, наивная, собралась сражаться вот с этим?! Возьми ноги в руки, княжна, и беги, покуда жива и способна соображать хоть что-то!

— Я тебя уничтожу, гадина! — Хрийз сама не заметила, как выкрикнула эти слова вслух. — Уничтожу! Слышишь?

Ответом ей была лишь страшная и безжалостная ухмылка тьмы.

Тьмы, которая…

Хрийз выдернуло из воспоминаний в последний миг. Мрак отхлынул от лица, собираясь в недовольную тень на подоконнике, где Хрийз недавно сидела сама.

— Тварь, — с искренней ненавистью прошипела девушка и крикнула в голос: — Проявись!

Приказ залил окно нестерпимым Светом, бросив на стены резкие тени. Тьма скорчилась, обретая зримый облик.

— Ты! — выдохнула Хрийз яростно. — Всё-таки ты.

Она узнала врага! Она слишком хорошо его знала.

На подоконнике, пойманный в ловушку Света, застыл без движения Олег.

Хрийз подошла ближе.

— Остановись, — тихо попросил Олег и, явно превозмогая себя, добавил: — Пожалуйста.

— Боишься? — сердито спросила Хрийз.

Он пожал плечами:

— Боюсь.

— И так легко признаёшься! — поразилась девушка.

— Боюсь за тебя, твоя светлость, — титул прозвучал не издевательством, как следовало бы ожидать, а простым отражением факта.

Светлость. По происхождению, по признанию. И по магии, разливавшейся сейчас от артефакта, подаренного когда-то аль-нданной Весной.

— Ты слабее, — продолжал Олег. — Я могу убить тебя без особых проблем.

— Убивай, — тоном "ещё посмотрим, кто кого убьёт" предложила Хрийз.

Олег беззвучно рассмеялся, показывая кончики клыков:

— Как же тебя угораздило, а? Маг Жизни… и на тебе, полноценная нежить. Сказать кому — ведь не поверят.

— Не твоё дело! — окрысилась Хрийз.

Ярость поднялась в ней тяжёлой удушливой волной. На мгновение всё вокруг потемнело, отдалилось и завертелось, как в чудовищной воронке или аэродинамической трубе. Потом схлынуло. Хрийз обнаружила, что сидит в углу, на значительном отдалении от подоконника, а Олег не сдвинулся с места. Зато в окне небо изрядно посинело, готовясь выцвести в очередной рассвет.

Карина!

Но Карина спала, и не похоже было, чтобы её пили в момент охватившего княжну беспамятства.

— Плохо себя контролируешь, — сказал Олег насмешливо. — Нехорошо. Я сто один раз убить тебя мог.

— Почему не убил? — напряжённо спросила Хрийз.

— Рано ещё, — покачал он головой, болезненно напомнив этим своим жестом Канча сТруви.

Вот только улыбочка у него оказалась совсем другой. Не понимающей, и уж тем более, не сочувственной. Плотоядная это была улыбка. Улыбка гурмана в предвкушении редкостного блюда, которое вскоре должно было созреть, так сказать. Дойти до кондиции.

"И этого подлеца я когда-то любила!" — в отчаянии подумала Хрийз. — "Я его когда-то любила. С ума сойти. Нашла, кого…"

Ей стало плохо, больно, детскую свою наивную любовь стало безумно жаль. Есть, есть своя, особенная, прелесть в неведении! А знание, в особенности же непрошенное, — действительно печаль.

— Вот ты ублюдок, — горько сказала Хрийз, — присосался к бедной девочке, а ведь я когда-то тебя любила!

Гнев снова поднимался в ней, заливая мир ослепительным Светом. Сила прибывала нескончаемым потоком, и нет бы задуматься, с чего, но где там!

— Женская логика, — Олег свесил с подоконника ноги, повёл плечами, и за его спиной заклубилась смертельная тьма. — При чём тут твоя любовь?