Дочь короля

– Уходите! – велел Лоррен. – Пусть наставит себе синяков сколько душе угодно, лишь бы не вылезла из канала.

– Ей некуда идти, – вмешалась Мари-Жозеф. – И потом, она же не ходит, она умеет только плавать.

Мари-Жозеф склонилась над набережной канала, высматривая Шерзад. Месье Бурсен попытался к ней присоединиться, однако, встретив злобный взгляд Лоррена, поспешил ретироваться.

– Что ж, до полуночи, – напомнил он. – В полночь я явлюсь, и вы должны будете передать мне эту тварь.

– После полуночи!

– В одну минуту первого!

Бурсен тяжело забрался в повозку, усевшись рядом с рабочими на груду парусиновых люлек, сетей и багров, и уехал. Мари-Жозеф осталась наедине с Лорреном.

– Вас это утешает? – осведомился Лоррен, улыбаясь своей очаровательной улыбкой. – Неужели вы не испытываете ко мне благодарности за то, что я дал вашей питомице в последний раз почувствовать вкус свободы?

Мари-Жозеф в ярости вырвала у него руку:

– Вы не заслуживаете даже презрения! Моя подруга в смертельной опасности, а вы… вы…

Он беззаботно рассмеялся, глядя на ее вспышку:

– Не стоит оскорблять меня, мадемуазель. Может статься, когда-нибудь у вас не найдется иного защитника и покровителя, кроме меня.

Он вскочил на коня и небыстрым галопом ускакал. Поверхность Большого канала замерла, словно ничто никогда не нарушало водной глади.

Шерзад наслаждалась холодным чистым течением в своем новом обиталище. После стольких дней, проведенных в грязи и мути фонтана, ее не раздражала даже безвкусная пресная вода. Она напевала и посвистывала, прислушиваясь к контурам своего жилища, обнаруживая длинные острые края и правильные изгибы, отсутствие растений, кроме жалких водорослей: их спутанные стебли тянулись к поверхности, но их неумолимо срезали или выдергивали с корнем. Сверху в царство Шерзад вторгались кили небольших лодок.

Она вошла в слабое неясное течение, надеясь отыскать питающую его подводную реку.

Заши тихонько заржала.

Зели галопом подскакала к Мари-Жозеф. Кобыла остановилась, из-под копыт у нее полетел гравий; граф Люсьен соскользнул с седла. Когда он спешил, как сейчас, то казался неуклюжим. Неудивительно, что он предпочитал ездить верхом, неудивительно, что он не танцевал при дворе «короля-солнце», столь высоко ценившего изящество.

– Мадемуазель де ла Круа! – Он показал ей крохотную серебряную капсулу с посланием. – Это доставил почтовый голубь.

– Нашли корабль с сокровищами?

– Пока только место, которое описывала русалка, корабль еще нет.

– Не говорите Шерзад! – взмолилась Мари-Жозеф.

– Не буду.

Шерзад что-то прошептала ей.

– Почему ее выпустили из клетки?

– Его величество… По словам Лоррена, его величество повелел перевезти ее в Большой канал, чтобы она могла развлечь его гостей своими прыжками и трюками.

Граф Люсьен промолчал. Мари-Жозеф промолчала. Граф Люсьен отошел, уже не спеша, сильнее, чем обычно, как показалось Мари-Жозеф, опираясь на трость-шпагу. Она хотела позвать его, попросить вернуться и уверить в том, что это всего лишь минутный каприз его величества и что Лоррен просто оказался рядом и потому смог его выполнить.

Однако ей не пристало обнаруживать такую фамильярность и вторгаться в его мир, ведь она уже отвергла его условия.

Она встала на колени на берегу канала и притворилась радостной и безмятежной. Когда Шерзад вынырнула перед нею, Мари-Жозеф наклонилась и поцеловала ее в лоб.

Кожа у Шерзад стала какой-то странной, прохладнее и грубее на ощупь, чем обычно. Один коготь у нее был сломан, а плечо уродовала безобразная язва. Волосы ее казались спутанными и тусклыми, но глаза сияли диким, безудержным огнем.

– Шерзад, милая, что случилось, что не так?

Шерзад пропела ей, как пробралась сквозь железные решетки, выплыла из канала, отдалась на волю подводного течения, и оно вынесло ее на свободу, в океан.

– Дорогая моя, неужели ты думала, что Большой канал – это река? Нет, он всего-навсего соединен с акведуком. Не отчаивайся. Корабль найдет сокровища. Его величество сдержит обещание.

Мари-Жозеф дотронулась до воспаленной кожи у Шерзад на плече:

– Где ты поранилась?

Шерзад вздрогнула от боли и зарычала, жалуясь на грязь в фонтане.

– Граф Люсьен! – позвала она, надеясь остановить его прежде, чем он уедет.

Однако он не сел верхом на Зели. Обе лошади, без узды, пощипывали подстриженную траву возле Королевского бульвара. Граф Люсьен вышел из-за их спины, неся переметные сумы и свернутый ковер.

– Шерзад просит вас одолжить ей целебной мази, – молвила Мари-Жозеф. – Она поранилась.

Шерзад зарычала, отвергая мазь месье де Баатца.

– Эта мазь спасла мне жизнь! Только не лижи рану – так ты еще хуже сделаешь.

– Мазь кончилась, – сказал граф Люсьен. – Я послал в Бретань, к отцу, за очередной ее порцией.

Он разложил на траве красный персидский ковер.

– Морская женщина, я могу осмотреть твою рану?

Шерзад выскользнула из рук Мари-Жозеф и замерла совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Мои чары на нее не действуют, – посетовал Люсьен.

– Она испугана. Она в отчаянии. Она искушала их, граф Люсьен, она убеждала их выпустить ее в Большой канал, чтобы спастись. Как жаль, что это невозможно!