Дочь короля Эльфландии

Но вот миновала Весна и распустились цветы лета, однако по-прежнему о тролле не было ни слуху ни духу, ибо над лощинами Эльфландии время идет не так, как над полями людей. Орион долго вглядывался в угасающие вечерние сумерки, пока очертания холмов не терялись во мраке, но так и не довелось ему увидеть круглые головенки троллей, резво скачущих через холмы.

И вот от холодных земель налетели, стеная, долгие осенние ветра. Орион же по-прежнему высматривал троллей; и вот туман и хоровод листьев листья воззвали к сердцу охотника. Гончие скулили, тоскуя по открытым равнинам и по росчерку следа, что, словно таинственная тропа, пересекает широкий мир, однако Орион упрямо не желал охотиться ни на кого, кроме единорогов, и все поджидал Лурулу.

В один из этих земных дней, когда в воздухе ощущалось угрожающее дыхание мороза и на небе пылало алое закатное зарево, беседа Лурулу с троллями в лесу подошла к концу, и маленькие резвые создания, за которыми не угнаться и зайцам, в два счета добрались до сумеречной преграды. Те обитатели наших полей, что глядели (нечасто случалось это с ними!) в сторону таинственной границы, где заканчивалась Земля, могли бы увидеть причудливые силуэты проворных троллей, что серой тенью шмыгнули сквозь вечерние сумерки. Тролли появлялись один за одним: они перелетали через границу сумерек в головокружительном прыжке и с размаху шлепались на землю. Приземлившись столь бесцеремонно в наших полях, они устремлялись дальше, весело подскакивая, кувыркаясь в воздухе, порою переходя на бег и то и дело разражаясь нахальным хохотом, ибо полагали, что именно так и следует вступать на планету никак не из самых малых.

Тролли прошелестели мимо хижин, словно ветер сквозь солому, и никто из заслышавших легкий шорох не ведал, сколь необычны промчавшиеся чужаки: никто, кроме собак, конечно, дело которых – сторожить; уж собаки-то знают, насколько чужд человеку тот или иной проходящий мимо. На цыган, бродяг и на всех тех, у кого нет своего дома, собаки лают, едва завидев; диких обитателей леса псы облаивают с еще большим отвращением, ибо отлично ведомо псам дерзкое презрение, с которым эти твари относятся к человеку; на окруженного ореолом тайны лиса, любителя дальних странствий, собаки лают не в пример яростнее. Однако никогда не лаяли псы с таким отвращением и яростью, как в ту ночь; многим селянам подумалось, что собака их захлебнулась лаем.

Резво скача через поля и не задержавшись ни на мгновение, дабы посмеяться над удирающими в испуге неуклюжими овцами (ибо тролли приберегали смех свой для человека), собратья Лурулу очень скоро добрались до меловых холмов над долиной Эрл. Внизу, в долине, ночь и дым человеческого жилья сливались в единую серую массу. И не ведая, сколь пустяковые причины порождают дым: там – селянка кипятит чайник, тут – кто-то высушивает одежду ребенка, либо несколько стариков согревают вечером руки, – не ведая всего этого, тролли воздержались от смеха, хотя намеревались похохотать всласть, едва столкнутся с созданиями рук человеческих. Может быть, даже тролли, чьи самые серьезные мысли отделены от смеха самой что ни на есть тонкою преградой, – может быть, даже они слегка преисполнились благоговения: столь близок и непонятен был человек, уснувший там в своей деревушке, со всех сторон окутанный дымом. Однако благоговение в легкомысленных этих головах задерживалось не дольше, чем белка – на конце тонкой веточки.