Дочь лесника

Быстро выяснилось, что в лице моей супруги полевой осведомительный отряд приобрел ценную боевую единицу. Уже в первые дни похода Лорка, разговорившись на привале с солдатиками, поведала им о своих непростых взаимоотношениях с мерасками. О том, как они с семьей отбивали штурм их хутора. О том, что тогда погиб ее средний брат. О том, как мераски пытались ее захватить, и о том, для чего именно ее пытались захватить. О крестьянской девочке, которую чуть не сожгли живьем. Говорила она просто и грубовато, на понятном и доступном солдатам языке, так что солдатики прониклись. Прониклись как следует, и первым мераскам, которые этим солдатам попадутся, я заранее не завидую. А офицеры стали просить меня направлять жену для бесед в их подразделениях. Разводить бюрократию и выписывать Лорке какие-то направления не стал, где и когда вести задушевные разговоры, она решала сама, единственное, что я от нее требовал, это заранее ставить меня в известность, куда и когда она двинется, передвигаться исключительно в составе более-менее крупных отрядов (обычно с охраняемой колонной обозных повозок), ну и, понятно, возвращаться затем в мою палатку.

Быстро выяснилось, что в лице моей супруги полевой осведомительный отряд приобрел ценную боевую единицу. Уже в первые дни похода Лорка, разговорившись на привале с солдатиками, поведала им о своих непростых взаимоотношениях с мерасками. О том, как они с семьей отбивали штурм их хутора. О том, что тогда погиб ее средний брат. О том, как мераски пытались ее захватить, и о том, для чего именно ее пытались захватить. О крестьянской девочке, которую чуть не сожгли живьем. Говорила она просто и грубовато, на понятном и доступном солдатам языке, так что солдатики прониклись. Прониклись как следует, и первым мераскам, которые этим солдатам попадутся, я заранее не завидую. А офицеры стали просить меня направлять жену для бесед в их подразделениях. Разводить бюрократию и выписывать Лорке какие-то направления не стал, где и когда вести задушевные разговоры, она решала сама, единственное, что я от нее требовал, это заранее ставить меня в известность, куда и когда она двинется, передвигаться исключительно в составе более-менее крупных отрядов (обычно с охраняемой колонной обозных повозок), ну и, понятно, возвращаться затем в мою палатку.

Генерал Штудигетт, выражая благоволение действиям моих людей, Лору отметил особо.

— Знаете, инспектор, я, откровенно говоря, недооценивал ваше подразделение, — генералу как раз только недавно доложили, что солдаты до сих пор еще перечитывают розданные им перед походом листовки. — Но вот личная война с мерасками, которую ведет ваша супруга, меня просто впечатляет. Мне неоднократно докладывали о ее беседах с солдатами и о том, что потом солдаты говорят между собой. Поэтому прошу передать госпоже Миллер мое пожелание продолжать в том же духе.

И что я тут мог сказать? Только взять под козырек и ответить: «Есть!».

Глава 25

— Так, Виннер, записывайте, — толком согреть пальцы я еще не успел и потому брать карандаш, чтобы редактировать текст, не стал, пусть Виннер вносит правки с голоса. — Вместо «командира» напишите «главаря», какой еще, к свиньям, командир у дикарей?! Вместо «ожесточившись своими потерями, мераски решили обойти наших конных егерей» пишите «в бессильной злобе враги попытались пойти в обход», решить они там ничего не могли. Что значит «отрубил руку»? Он у вас что, палач, что ли? Или вы хотите вызвать у читателя сочувствие к мераску? «Ловко отсек саблей руку, державшую оружие» — вот как надо! Сразу понятно, что наш герой — лихой рубака, а враг получил за дело! Так… Не «обратили в бегство», а «беспощадно погнали», разницу чувствуете? А в остальном хорошо. Вы сегодня молодец, Виннер, четыре поправки всего! Отдавайте писарю, как перепишет начисто, покажите мне еще раз.

Ох-хо-хо… И ведь это Дейк Виннер, в имперской журналистике акула пера номер два — номером первым я скромно, но непреклонно и заслуженно считал себя. Если уж даже его писанину приходится до ума доводить, представляете, как я мучаюсь с остальными? Ладно, сделали статью — значит, сделали.

В этом варианте статья пойдет в имперские газеты. Как только писарь приведет ее в порядок, а я удостоверюсь, что все необходимые правки внесены, и поставлю свою подпись, текст тут же отдадут телеграфистам. Потом скажу Виннеру, чтобы рассыпал по тексту с полдесятка более-менее простонародных словечек и оборотов, не сильно, впрочем, грубых, и в таком виде текст напечатают в боевом листке. Что еще? Фото героя уже обрабатывают, уйдет в Коммихафк с очередным рейсом дирижабля.