Дочь любимой женщины

– Ничего, – сказала Лена. – Можно на «ты». Если бы вы очень постарались, сделали бы ребеночка в шестнадцать лет, и он тоже, в свою очередь, – у вас была бы такая внучка… Ладно, это я так, прикалываюсь. Нет, не всё прочитала. Начала первую главу, а потом заглянула в конец. А вы, наверное, читали в подлиннике? Вы знаете латынь? Я тут у вас нашла книжки на латыни.

– Знаю.

– Научите меня!

– Зачем?

– Так. Хочется. Иногда. Очень.

– Почему? – удивился Виктор Петрович.

Лена отвернулась, подошла к окну и вдруг заговорила громко и отчаянно:

– Я гляжу в окно. Люди ходят. Они все теплые и мягкие. А потом они все… Они станут холодные и твердые, их положат в длинные коробочки. Деревянные или из прессованного картона. А потом сожгут или закопают. И поэтому я не знаю, что мне делать. Вот что с этим делать? Иногда мне хочется наслаждаться. Иногда мне хочется трахаться (она обернулась и повторила это слово еще раз, но совсем уже в неприличном виде). Мне хочется трахаться до изнеможения, до обморока, исходить наслаждением, дрожать и помирать. Чтобы забыть, что будет потом. Потому что потом я умру по-настоящему. Поэтому я тогда начала вас соблазнять.

А еще мне хочется прочесть десять тысяч книг. Или даже больше. Читать с карандашом. Ставить закладки. Делать пометки и выписки.

Хочу написать десять книг. Сделать научное открытие!

Хочу стать святой. Монашкой. Делать добро. Раздавать добро горстями! Ногтями располосовать себе ляжки и жопу и кормить голодных людей своим мясом.

Хочу пойти на войну. Лететь на самолете на бреющем полете и стрелять по врагам. Чтоб они корежились, и падали, и горели! А я бы кричала: «Ура! Огонь!»

Я не знаю, как жить, если меня потом все равно сожгут в печке. Или закопают в землю, чтобы я сгнила.

Ну, что вы молчите?

Научите меня читать умные книги. Сядьте со мной рядом, водите моим пальцем по строчкам. Я хочу быть умной. Я хочу все понимать. И трахаться я тоже хочу. Со всеми на свете. И с вами в том числе. Не потому, что я вас люблю, а потому, что вы рядом, вы вот здесь, что же зря пропадать? Стяните с меня трусы. Полижите мне. Дайте мне кончить. Дайте мне пососать. Я проглочу ваших детишек, они будут моими тоже.

Я буду диктовать книгу, в которой будет вся правда про жизнь. Чтоб ее все читали. А вы печатайте за мной, как машинистка. Я сяду на диван, а вы передо мной сядете на пол. Ноутбук поставите мне на голый живот. У меня гладкий красивый живот, вот увидите. И все вообще красивое. Я буду диктовать, вы будете печатать, а я босыми ногами – пальцами – буду вас щекотать. А вы время от времени – когда я буду замолкать, придумывая фразу, – будете совать мне палец, и тыркать туда-сюда, и вертеть, и теребить. А потом я снова буду диктовать…

Это будет великая книга. Книга книг. Ее сразу переведут на сто языков. Мне сразу дадут Нобелевскую премию. Я возьму вас с собой в Стокгольм. Вас, маму и папу. Будет весело. Обещаю. Мама помирится с папой и с вами. У вас будет групповик, тройничок эм-же-эм. А я буду снимать вас на айфон и постить в инстаграм. Меня арестуют за порнографию. И вас тоже – вас, маму и папу. Всех нас. Я дам взятку – миллион. Нобелевская премия – это ведь миллион, да? Но полиция нас еще сильнее арестует – у них в Швеции взятки давать нельзя. Это преступление почище порнухи. Нас посадят. Мы убежим. Побежим по льду из Стокгольма в Питер. И утонем в ледяной воде.

То есть все равно умрем.

Правда, нас не похоронят, и это уже хорошо…

Мы будем плавать в слабосоленой балтийской водичке. Потом нас съедят рыбки. Вот примерно так.

Она замолчала и встала посреди комнаты.

«Совсем безумная. Как Аля. Еще сильнее», – подумал Виктор Петрович даже с некоторым удовольствием.

– Что вы молчите? – спросила она.

– Я просто не хотел вас перебивать, – вежливо сказал он. – Вы все сказали, Лена?

– Не знаю, – она так и продолжала стоять посреди комнаты. – Наверное, пока да. Пока всё. Вы меня научите читать умные книги?

– Погодите, – сказал Виктор Петрович. – Вы мне так и не ответили на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Что у вас в сумке.

– В какой? – спросила Лена.

– У вас что, их много?

Лена вышла в коридор и тут же вернулась, волоча за собой чемодан на колесиках, с выдвижной ручкой. Сверху к нему ремнем была привязана большая дорожная сумка.

– Меня мама выгнала из дому, – сказала она. – Где можно разложить вещи?

10.

– Где можно разложить вещи? – Лена отстегнула ремень и поставила сумку на пол. И чемодан тоже перевела из положения стоя в положение лежа. Нагнулась, с громким вжиком расстегнула на чемодане молнию. Раскрыла его, вытащила целую стопку футболок, выложила на ковер.

– Прямо вот так взяла и выгнала из дому? – изумился Виктор Петрович.