Дочь любимой женщины

– А буквально год назад я ее снова встретил. Узнали друг друга, обнялись. Как дела, что да как… – Сева Шатурин приблизил ко мне лицо и прошептал: – Она ничего не помнит! Я ей про одного, про другого, про генерала и про Вадьку, беднягу, сына его, про того режиссера, про Толю Меленьтева, про Лаврика, про Никиту, про Костомарова, про Котьку, еще про пять человек, о которых она мне сама в тот раз хвасталась! Я думал, притворяется. Говорит: «Нет, правда, не помню. Честно не помню!» Я говорю: «А как со мной трахалась, помнишь?» – «Точно было? Докажи!» – «Могу твои сиськи подробно описать. В одетом и голом виде». Смеется: «Верю, верю! Но все равно не помню! Хоть убей!»

– Склероз, маразм, Альцгеймер? – спросил я.

– Нет, – сказал Сева. – Муж, дети, внуки.

Финальный монолог героини старинный дамский роман

«Простите меня, мой друг, но я не в силах поверить в вашу искренность. Когда я робко признавалась вам в любви, я была моложе на целых десять лет, я была юна и свежа, но не сумела покорить ваше сердце. Ах! Я была слишком проста для вас, скромная наивная провинциалка… А теперь? Теперь, когда я стала царицей столичных салонов, наша семья принята при дворе, мой супруг управляет финансами армии и пользуется особым доверием государя, и вот тут вы вдруг в меня влюбились без памяти? – она горько усмехнулась. – Боюсь, что вам нужна не я, а светский скандал. Соблазнить жену одного из высших чиновников империи! Рано или поздно это станет известно, и мой позор станет вашей забавой… Неужели ваш высокий ум поработили столь мелкие чувства? – Он попытался возразить, но она его остановила и повелительным жестом приказала сесть. Он повиновался, а она продолжала, и слезы текли по ее бледному лицу: – Но я буду искренней с вами – во имя тех возвышенных минут, которые я переживала, когда писала вам свое наивное, полудетское письмо. Мой друг! Мне не нужна вся эта роскошь, эти балы и рауты. Я бы охотно отдала весь этот блеск за тихую деревенскую жизнь, чтобы читать книги и ходить на могилу моей старой милой нянюшки. Но увы! Мой муж, человек заслуженный и немолодой, он столько для меня сделал! Я не могу бросить его и уехать в деревню, такая неблагодарность причинила бы ему боль… Моя любовь к вам, Эжен, никуда не исчезла, но пусть она останется моею тайной! Я сохраню ее в сердце навеки, но знайте! Я никогда не предам своего благородного и доброго мужа. А сейчас прощайте. Ступайте, Эжен. Вы слышите внизу дверной колокольчик и голоса лакеев? Это возвращается мой супруг. Ступайте же!»

Буратино удар с воздуха

– А давай поселфимся? – сказала девушка.

Она села рядом, плотно к нему придвинулась и достала телефон из сумочки.

Он почувствовал, какое у нее худое и жесткое плечо.

– Не надо, – сказал он.

Его звали Юлиан Игоревич, он был довольно известный актер, он приехал в этот город на один концерт и как-то вдруг познакомился с этой девушкой. Честное слово, час назад ее вообще не было, час назад он еще раскланивался, спускался в зал и давал автографы, потом какие-то разговоры в гримерке, но вот уже минут десять сидел с ней гостиничном ресторане, пил легкий безалкогольный коктейль – он никогда не ужинал и практически не выпивал – а она уже пересела из кресла напротив на диван рядом с ним.

– Боитесь?

– Можно на «ты», – и он ее обнял за худую талию.

– Боишься? – засмеялась она. – Я же только для себя, на память. В Контактик не вывешу, честное слово.

– Все равно прошу тебя, не надо.

– Фу-фу-фу-фу… – она горячо задышала ему в ухо и вдруг тихонько и остро коснулась его мочки языком.

Он обнял ее еще крепче. Через ребра чувствовалось, как у нее бьется сердце.

– Пойдем к тебе, – зашептала она. – Ты ведь меня любишь, да? Ты ведь в меня сразу влюбился, я же увидела. Я сидела в первом ряду, а ты на меня смотрел… Ух, как смотрел! У меня все сразу горячо стало…

Юлиан Игоревич вспомнил, что да, правда, он ее заметил с первых минут концерта и потом, когда принимал букеты и давал автографы, неизвестно зачем попросил ее подержать самый большой букет, и она ждала его у гримерки. Вот он, этот букет, лежит на свободном кресле.

– Любишь? – снова спросила она горячим шепотом прямо в ухо.

Юлиан Игоревич усмехнулся и сказал негромко, но отчетливо:

– Ты мне нравишься, да. Очень нравишься. Но…

– Но ты не будешь из-за меня разводиться? – подсказала она.

– Умница. И ты не будешь моей постоянной любовницей. Я не буду тайком приезжать к тебе сюда, а ты не будешь ездить ко мне в Москву… – и подвел черту вопросом: – Устраивает?

– Ф-ф-ф-вполне! – она снова горячо запыхтела ему в ухо.

Потом встала, взяла букет.

Он встал тоже, махнул рукой официанту:

– Запишите на мой номер. Четыреста восемь.

* * *

Все было быстро и замечательно. Легко и просто. Почти совсем темно. Она была очень стройная, гибкая, ловкая. Потом она сбегала в душ и засобиралась уходить.

– Оставайся ночевать, – сказал Юлиан Игоревич.

– Точно? – наивно спросила она.

Ему показалось, что в темноте он видит ее высоко поднятые брови.