Когда мое двустишие прочли вслух, я уловила несколько одобрительных кивков и шепотков. Конечно, у других кандидатов строчки вышли намного лучше, но я радовалась, что не опозорилась. Так что совершенно искренне хлопала победительнице, которой, по мнению императрицы, стала госпожа Ляньбао.
Как только картину унесли, во двор вышли несколько слуг с большими подносами, уставленными едой для послеобеденной трапезы. Столы ломились от ошеломляющего количества блюд: с тушеными креветками в золотистом масле, с жареной свининой, с тушеной с травами курицей, с нежными супами и овощами, искусно нарезанными в форме цветов. Они источали чарующий аромат, но я смогла съесть всего пару кусочков, после чего желудок протестующе скрутило. Я отложила палочки для еды и, подняв глаза, посмотрела на госпожу Ляньбао. Она тоже без особого энтузиазма катала еду по тарелке. Воздух наполнял непрерывный гул болтовни, но я могла думать лишь о последнем испытании, которое мы будем проходить вдвоем. Когда наши взгляды встретились, я послала ей робкую улыбку. И она ответила на нее после пары секунд колебаний.
Как только тарелки и оставшуюся еду убрали, раздался звон гонга.
— Для финального испытания госпожа Ляньбао и служанка Синъинь выберут музыкальный инструмент по своему желанию. Победителя определят Ее Небесное Величество и Его Высочество.
Сердце забилось в груди. Наконец я могла продемонстрировать хоть какое-то мастерство! На убранные столы разложили широкий ассортимент инструментов. Госпожа Ляньбао поклонилась императрице и принцу, а затем взяла гуцинь и заняла место исполнителя. Она сыграла прекрасную мелодию — классическую песню о листьях в мире смертных, которые меняют свой цвет с нефритового на ржаво-коричневый, — а ее пальцы мастерски перебирали струны. И пока я восхищалась способностями соперницы, с каждой идеальной нотой моя уверенность становилась все слабее.
Но вот настала моя очередь. Когда все взгляды устремились на меня, мои ладони вспотели. Желая успокоиться, я вытерла их о юбку. Я выступала только перед матерью и Пин’эр, самой доброжелательной и снисходительной аудиторией. Поднявшись по деревянным ступеням, я направилась к центру павильона. Взгляд скользнул от цитр и лютен до колокольчиков и барабанов… но флейты здесь не оказалось. Я остановилась перед гуцинем — единственным инструментом из представленных, на котором мне доводилось играть. Но я владела им не очень хорошо и не смогла бы превзойти в мастерстве госпожу Ляньбао. Так что этот выбор сразу принес бы поражение, а жизнь в резиденции Золотого лотоса не приблизила бы меня к мечте ни на шаг.
Радуясь, что длинная юбка скрывает дрожащие ноги, я поклонилась императрице и принцу.
— Ваше Небесное Величество, Ваше Высочество. Здесь нет флейты. Могу я сыграть на своем инструменте?
Императрица поджала губы.
— Правила нельзя нарушать. — Ее голос пронзали нотки неодобрения.
Я опустила голову, чтобы она не разглядела на моем лице сдерживаемого страха и негодования.
— Ваше Небесное Величество, распорядитель сказал, что я должна выбрать инструмент для исполнения, но не уточнил, откуда именно.
Кто-то ахнул. Я подняла взгляд и заметила, как распорядитель поспешно скрывается из вида.
Императрица вздернула подбородок, отчего нефритовые бусы на шее зазвенели, и сердито посмотрела на меня.
— Как ты смеешь спорить со мной, наглая девчонка?
— Достопочтенная матушка, это наша вина, что мы не предоставили флейту, — вмешался принц Ливей. — Так почему она не может сыграть на своем инструменте? Разве наши чем-то отличаются от других?
Императрица слегка подалась вперед:
— Мы проверим твою флейту. — Ее голос леденил душу. — И если на ней окажутся какие-то чары, то за попытку обмана тебя будут пороть, пока не отнимутся ноги.
— Никакой порки сегодня не будет, — решительно заявил принц Ливей, сжав одну руку в кулак.
Императрица ничего не ответила, а махнула кому-то позади себя.
— Министр У, проверьте инструмент.
Бессмертный со светло-карими глазами вышел вперед. Янтарь на его головном уборе мерцал, словно капли золота. Это был он — министр, который выявил изменение в энергии луны, предупредил об этом императрицу и привел ее в мой дом. Возможно, он просто бдительный служащий, но при виде его у меня внутри все сжалось. За потрясением от присутствия императрицы и волнением от испытаний я даже не подумала, что министр У окажется здесь.
Под пристальным взглядом императрицы и остальных собравшихся я принялась дергать завязки на сумке. Если зрители решили, что я нервничаю, то меня это устраивало — все лучше, чем бурлящая ярость, грозящая вырваться наружу. Как императрица посмела обвинить меня в жульничестве? Вероятно, по ее мнению, такие, как я, не испытывали угрызений совести. «А может, — зло подумала я, — она заподозрила меня в том, на что способна сама?»