Дочь Лунной богини

Я как раз закончила складывать книги с последнего урока, как заметила, что к нам направляется мрачный бессмертный, стуча сапогами по мраморному полу. На его худощавом лице отсутствовали морщины, если не считать глубокой складки на лбу, а темные волосы были собраны в пучок на макушке. Доспехи длиной до колен состояли из плоских кусочков блестящего белого металла, плотно сшитых друг с другом, как чешуя, с золотыми вставками на плечах и груди. Рукава из красной ткани собирались под широкими золотыми манжетами на запястьях. Полоса черной кожи с диском из желтого нефрита обхватывала талию. Сбоку свисали большие серебряные ножны, из которых торчала рукоятка из черного дерева. А аура, окружавшая его, казалась такой же устойчивой и сильной, как крепкий многолетний дуб.

Небесный солдат. Такой же, как те, от которых бежали мы с Пин’эр. По коже расползся озноб, а пальцы стиснули край стола.

— Зачем он пришел? Что-то не так?

— Генерал Цзяньюнь — самый высокопоставленный командир в Небесной армии. Он будет обучать нас военному делу.

— Ваше Высочество. — Он поприветствовал Ливея поклоном. А затем его взгляд обратился ко мне, и морщина на лбу углубилась.

— Генерал Цзяньюнь, это Синъинь. — Ливей указал на меня.

Я поклонилась генералу, но он ничего не ответил. Под его пронзительным взглядом я переступила с ноги на ногу, нервничая из-за воспоминаний, которые возродило его появление.

— Вас интересуют приемы ведения войны?

Я напряглась от его резкого тона, пытаясь придумать достойный ответ. Меня мало интересовали грандиозные планы империй, сражающихся за господство, славу, власть и тщеславие. Мои желания были намного скромнее и меньше. Все, чему я хотела научиться, — как защитить себя и тех, кого люблю.

— Еще не знаю. Это мой первый урок, — ответила я. Когда его лицо помрачнело, во мне вспыхнула искра неповиновения. — Я очень хочу учиться. Но интерес ученика зависит еще и от мастерства учителя.

Его глаза расширились. А я затаила дыхание. Неужели он вышвырнет меня из класса? Вполне ожидаемое наказание за подобную дерзость. Но, к моему удивлению, генерал Цзяньюнь ухмыльнулся.

— Ее Небесное Величество одобряет вашу компаньонку? — спросил он Ливея.

— Мама не вмешивается в такие дела, — ответил принц и перелистнул страницу в открытой книге.

Хотя на лице генерала отразилось недоверие, он не стал продолжать эту тему.

К полудню голова начала раскалываться от впихиваемых туда знаний, а рука заболела от письма. Когда нас отпустили на обеденную трапезу, я с радостью убежала на кухню. А затем с подносом, наполненным тарелками, направилась к павильону неподалеку от комнаты Размышлений. Над входом висела небольшая табличка, на которой широкими черными мазками вывели иероглифы:

ПАВИЛЬОН ПЕСНИ ИВЫ

— Красивое название.

Я выставила приготовленную на пару рыбу, нежные листья стручкового гороха и фаршированного цыпленка на мраморный стол.

— И очень подходящее, — ответил Ливей и приложил палец к губам.

Я не поняла, что он имел в виду, но послушно замолчала. Подул ветерок, и ивы начали раскачиваться, погружая свои ветви в прозрачную воду. Когда их нежные листья зашелестели друг о друга, воздух наполнился тихим шепотом — изысканной, но немного печальной мелодией. И это напомнило мне другую мелодию, которая появлялась, когда ветер играл с листьями османтуса и нефритовыми украшениями матери.

— Тебе понравились наши уроки? — спросил Ливей, прервав мои размышления.

Он положил по небольшому кусочку каждого блюда мне на тарелку, наплевав на условности.

— Какие-то больше, какие-то меньше, — вспомнив утомительную лекцию о растениях, ответила я. — Но особенно понравился урок у генерала Цзяньюня.

— Я думал, ты будешь на нем скучать.

— Почему? Потому что девочки должны только рисовать, петь и шить? — вспоминая об уроках госпожи Мейлин и о собственных занятиях с Пин’эр, поинтересовалась я.

— Конечно, нет, — вполне серьезно ответил он, а затем наклонился вперед, словно собирался поделиться со мной какой-то великой мудростью. — А как же рождение детей? — поддразнил принц, и его глаза заблестели от веселья.

Я подавилась куском курицы, который жевала, да так сильно, что Ливею пришлось похлопать меня по спине, отчего стало еще унизительнее.

— Ну, я не умею рисовать, — призналась я, желая сменить тему разговора. — И тебе бы не понравилось мое пение.

— А одежду сошьешь?

— Нет, если тебе не хочется наряд с дырками в ненужных местах.

Задумавшись, он начал постукивать пальцами по столу.

— Итак, ты не умеешь рисовать, петь и шить. А как насчет…

— Нет! — борясь с жаром, который опалил щеки, воскликнула я громче, чем хотелось.

Он моргнул и посмотрел на меня совершенно невинным взглядом.

— Я хотел спросить, не сыграешь ли ты для меня на флейте.

— На флейте? — Я мысленно выругала себя за поспешность в суждениях.

— А ты о чем подумала? — Принц покачал головой в притворном неодобрении.

— Именно об этом. Больше ни о чем. — Я стойко держалась за свою ложь.