Дочь мадам Бовари

Берта встала, дав понять, что разговор окончен, добавить ей нечего, а присутствующим следует немедля приниматься за работу.

«Так, это запустили. Теперь надо понять, что делать дальше». Берта взяла большой лист бумаги и стала чертить. Через несколько минут она критически взглянула на свой рисунок. Получалось, что сейчас три прямоугольника – три самостоятельные территории образовывали в плане русскую букву «П». Основания, опоры этой условной буквы находились на территории больницы и парка, а перекладина проходила по первой линии старых большевистских дач. Внутри буквы располагалась территория, где были заброшенные гаражи и небольшая пустующая площадка. «Интересно, на аукцион выставлен только этот участок. По городским меркам – не очень большой. Огромный дом не построишь – одна надежда «прирезать что-нибудь с боков», немного от больницы, немного от дач, немного от парка. Хотя, в идеале, надо было бы все эти участки соединить!» Берта еще раз посмотрела на свой рисунок.

«Так, сейчас необходимо узнать, что можно сделать для увеличения площади. Надо съездить в больницу, поговорить, потом в Сельскохозяйственную академию, на чьей территории эти самые березовые аллеи, а кленовый парк – он почти бесхозный.

Кое-что вырубим, кое-что из саженцев, подороже и поэкзотичнее, купим и с помпой, под звуки фанфар, на фоне нашего логотипа и в присутствии телевизионщиков посадим где-нибудь в этом районе. Затраты – копейки! Значит, так, в эту самую больницу я поеду прямо сейчас. Только вот кофе выпью». Берта вызвала секретаря.

Берту тошнило от всего, что она построила в этом городе. Она вообще редко задумывалась, что и для кого она строит. Она из процесса застройки выключалась ровно в тот момент, когда были подписаны и получены все разрешительные документы. Дальше все было делом техники, и результат ее волновал только с точки зрения прибыли. Берта никогда не бывала там, где возводились эти уродливые однотипные дома с безумными башенками и якобы воздушными конструкциями на крышах. Она знала, что, по сути, эта градостроительная халтура просто приносит ей большие деньги. Вчера, разглядывая альбомы и рассматривая фотографии из прошлого, она вдруг с чисто женской непоследовательностью загорелась идеей построить то, что когда-то произвело на нее такое впечатление.

«Все в моих руках! Я закажу похожий проект, его сделают. Я заплачу большие деньги за это. Я могу это построить – для этого у меня все есть! Так в чем же дело?!» То, как она этим загорелась, очень напоминало непонятное мужчинам типично женское стремление к старому, потрепанному пальто пришить новые дорогие пуговицы и дорогой воротник. Казалось, это украшательство изменит не только пальто, но и саму жизнь его обладательницы. Впрочем, у этого стремления – построить нечто, что до этого она не строила, – были и другие корни.

«Невелика радость подниматься все выше, если по-прежнему остаешься на лестнице», – эта фраза, прочитанная в какой-то книге, врезалась Берте в память, но в душу она долго ее пыталась не пускать. И все же однажды утром, открыв глаза и обнаружив себя глубоко несчастливой, она вдруг опять вспомнила эти слова. Действительно, она все время поднимается, выше и выше. Эта высота определяется возможностями на уровне потребления и независимостью в самом противном смысле этого слова. Берта уже давно не обращала особого внимания на курсы валют, на повышение цен на продукты и тарифы ЖКХ, ее не волновали автопошлины, стоимость одного квадратного метра московского, парижского или лондонского жилья. У нее было все, и с каждым годом это все росло в размерах и абсолютных числах. Казалось, та самая цель, которая была ею поставлена давным-давно, достигнута. Она богата и независима. Но почему же ощущение усталости от изнурительного бега и недовольство собой посещают ее все чаще? Ответ был сформулирован неожиданно, в тот момент, когда Берта увидела фотографии улицы с чудесным названием – проезд Соломенной Сторожки. Она вдруг подумала, что эта улочка почти вечная. Она была вчера – с этими старыми липами, была позавчера – с серыми кирпичными «немецкими» домами послевоенной постройки, была третьего дня и много лет назад – с маленькой остановкой на углу, где притормаживал паровичок, следовавший в Сельскохозяйственную академию и на котором ездили пожилые бородатые профессора и юные студенты. Эта улица вдруг стала для нее олицетворением времени. Она осознала, что ее стремление к богатству, достижение его не удовлетворили ее настоящие амбиции. Все, что она делала до сих пор, нужно было только ей, а потому закончилось бы с ее исчезновением. И этот примитивный результат вдруг ее оскорбил. «Я все-таки поднимусь по этой лестнице на самый верх. Туда, откуда пути больше нет. Там я и остановлюсь». Берта никогда не любила пафос, но сейчас эти слова соответствовали ее настроению.