Лариса Гуляева не имела мужа, но имела дочь, и поэтому ее положение было серьезнее. Чувство, которому она отдалась безоглядно, входило в резкое противоречие с чувством долга. Став тенью Костина, растворившись в его жизни, она в конце концов ограничила общение с дочкой обязательным эмоциональным материнским минимумом, а потом стала испытывать самое страшное чувство, которое может испытать женщина, – чувство вины перед ребенком. В чем конкретно она виновата, ей было сложно сформулировать, более того, она уговаривала себя, что если вдруг свяжет свою жизнь с Костиным, то дочь от этого только выиграет. Она себя убеждала, что ею движет забота о будущем дочери. «Во-первых, у нее будет полная семья. Костин умен, образован, отлично воспитан – не это ли лучший пример для подрастающего ребенка. Он обладает авторитетом, известен. Наконец, он из хорошей семьи, не пьет», – Лариса уговаривала себя и скатывалась в душевное рабство. Она так была влюблена в Костина, что отказывалась признавать очевидные вещи. У нее перед глазами стояло их первое настоящее свидание, которое состоялось у нее в квартире.
– Что случилось? Из-за чего такой конфликт с ответственным? – Лариса размешала соломинкой коктейль. Они сидели на террасе «Молочного кафе». Пойти сюда предложила Лариса. Перед этим она точно высчитала, что Костин будет в редакции, заранее приехала и ждала, пока он закончит разговаривать с ответственным. Костин просидел в кабинете у Георгия Николаевича достаточно долго и вышел красный и злой. Лариса, знавшая, что между Костиным и ответственным отношения с некоторых пор осложнились (что с удовольствием и интересом отметила Лиля Сумарокова), решила, что Вадиму сейчас требуется поддержка.
– Кофе попьем?
Костин взглянул на нее отсутствующим взглядом, как будто до сих пор находился под впечатлением от разговора.
– Не знаю, у меня еще тут дела… Иди одна, боюсь, я сейчас плохой собеседник.
– Одна я не пойду. Я хочу с тобой, – Лариса взглянула ему в глаза, – я, вообще, только тебя и жду здесь.
Вадим наконец внимательно посмотрел на нее:
– Лар, у меня препоганейшее настроение, и я боюсь его испортить другим.
– А ты не бойся, пошли, я тебя вылечу…
Костин нерешительно потоптался на месте, потом махнул рукой:
– Пошли!
В кафе они заказали кофе, бутерброды и коктейли. На вопрос Ларисы Вадим не хотел отвечать, пришлось бы рассказывать о многом, в том числе и об отношениях с Лилей. Нет, муж, он же ответственный секретарь, ничего не знал о романе, но тем не менее былая дружба, на которую самонадеянно рассчитывал Вадим, как-то постепенно превратилась в тихое, упрямое противостояние. Георгий Николаевич все чаще и чаще был недоволен работой мэтра Вадима Костина. Более того, самые лучшие места в газете все чаще и чаще отдавались двум журналисткам – Сумароковой и Гуляевой. Спорить с Георгием по этим вопросам было сложно и унизительно. Костина охватывали противоречивые чувства. С одной стороны – он удачливый любовник и мог высокомерно смотреть на обманутого мужа. Но с другой стороны, этот обманутый муж выглядел таким счастливым, что невольно закрадывалось сомнение – кто кого обманывает и водит за нос. К тому же претензии к материалам Костина были обоснованные – в последнее время, занятый своей книгой, Вадим писал кое-как, без былой силы. А вот Лариса Гуляева от материала к материалу становилась все профессиональнее. Об этом ответственный секретарь не преминул сообщить и сегодня. Сейчас, глядя на Ларису, Вадим уклончиво-иронично пробормотал:
– Да, кто ж поймет его, это начальство. Ему же не угодишь!
Переведя себя, таким образом, в пострадавшие, Костин добавил:
– Водки хочется, но нельзя – еще работать…
И тут Лариса произнесла:
– Я завтра буду дома, приходи-ка обедать, а лучше ужинать – днем я писать буду.
– Обещать не могу, но постараюсь, – в голосе Вадима Лариса уловила нерешительность.
– Приходи, спокойно посидим, поговорим. Это лучше, чем все в себе держать.