Дочь мадам Бовари

У Ларисы от умиления и любви душа превратилась в маленький комочек. Такое чувство она еще испытывала, когда маленькая дочка садилась ей на колени и обнимала за шею. «Господи, вот если бы только было можно – я, она и он!» Вадим пошевелился, разомкнул руки, и она, пользуясь моментом, выскользнула из постели – надо было принять душ, разогреть ужин, накрыть на стол. Когда она выходила из комнаты, Вадим, не открывая глаза, перевернулся на другой бок, и она услышала его сонное дыхание. Через несколько минут, стоя в душе и разглядывая себя в зеркало, она подумала, что близость с Вадимом не была ах какой потрясающей. Да, он умелый, ласковый, отлично знает, как обращаться с женщинами, но того сумасшествия, которого она так ждала, представляя их первую близость, его, этого сумасшествия, не было. «Мне все равно было хорошо, и я его очень люблю», – она вдруг опять почувствовала желание. Ей захотелось пойти и тотчас же его разбудить, растормошить, целовать его губы, шею, грудь. Она минуту пребывала в нерешительности, потом встала под теплый душ и, почувствовав, как вода ласкает ее, облекая тело в прозрачный кокон, удовлетворенно вздохнула.

Проснулся Вадим, когда было уже совсем темно. Он немного полежал, со сна не соображая, где находится. Потом потянулся и встал. В гостиной он нашел Ларису, лежавшую на диване с книжкой и одетую в уютную домашнюю пижаму. Увидев его, она рассмеялась:

– Медведь в зимней спячке. Ты представляешь, который теперь час?

– Понятия не имею и совершенно не хочу знать.

Вадим, натянувший на себя только джинсы, выглядел очень мужественно и соблазнительно. Лариса задержала взгляд на его бедрах, что от него не укрылось.

– Снимай свою пижаму, а то я ее сейчас на тебе порву, у меня сил много, я выспался.

Лариса засмеялась и в мгновение ока оказалась раздетой…

В этот раз все было великолепно. Позже Лариса, сидящая напротив Вадима и наблюдающая, как он поглощает рыбу, позавидовала сама себе. Вот оно, сумасшествие, вот она, страсть, с криками и стонами, вот она, нежность, когда кажется, что этот второй человек – продолжение тебя, ты сам. Лариса отложила вилку, минуту смотрела на жующего Костина и вдруг произнесла:

– Я тебя так люблю, что, если ты меня обманешь, я не знаю, что с собой сделаю.

Костин только улыбнулся – он столько раз слышал подобные речи, что даже имел на этот случай дежурный ответ:

– Поверь, я не дам тебе ни малейшего повода сомневаться в моей благонадежности!

Жизнь Ларисы Гуляевой приобрела гармонию. У нее была хорошенькая, маленькая дочь, которая гостила у счастливых бабушки и дедушки, была любимая работа и карьера, стремительно набирающая обороты, наконец она была влюблена, была, как ей казалось, любима. Она гордилась тем, что выбор Вадима Костина пал на нее, и старалась всеми силами соответствовать. Больше всего ей нравилось, что в ее жизни появилось… расписание. Это расписание полностью зависело от Костина, но она на это не обращала внимания. Важно было совсем другое – уютные вечера в ее квартире, когда усталый мужчина валился на диван с газетой, его насмешливые реплики доносились до нее, стоявшей на кухне и торопливо резавшей салат.

– Ты представляешь, мне сегодня предложили… – из-за газеты слышался самодовольный голос.

– Да ты что?! – реагировала она, не забывая поправлять волосы, одергивать футболку и одновременно изысканно сервировать стол. Лариса старалась, чтобы ее советы были дельными, остроумными и оригинальными. «Вот Лиля Сумарокова сказала бы, что…» – иногда вспыхивало у нее в мозгу. От неизбежности сравнения она страдала, но утешала себя тем, что Костин сейчас лежит на ее диване.

За стол они садились под звуки какой-нибудь старой французской песни – Лариса заранее ставила кассету в магнитофон и одним нажатием кнопки довершала создание рая. Костин, сибарит и гурман, искренне хвалил ее стряпню, блаженно щурился на свечи, которые исправно зажигала Лариса, предвкушал спокойный уютный вечер. И все это время не переставал сравнивать Ларису с Лилей. «Чего-то в этой милой женщине не хватает», – думал он, понимая, что это в Лиле всего слишком много – темперамента, острого ума, энергии и обаяния. В Ларисе все это было приглушено, она растворялась в любовнике. Костин был великодушен: «Лариса – как стена, а ее окружение – плющ. Не будет стены, и плющ упадет. Но все равно…»