Дочь Монтесумы. Сердце Мира

– Потому что никто не может последовать за нами, а еще потому, что если нам придется бежать, то пройти сквозь открытые двери быстрее, чем сквозь закрытые.

– Зачем нам бежать?

Маттеи только пожал плечами. Миновав несколько лестниц и дверей, мы дошли наконец до мраморной стены. Нажав где-то на камень, Маттеи указал на открывшийся вход, и мы один за другим очутились в самом храме. Нашим глазам представилось громадное изображение божества с человеческими чертами, из камня, подобно многим, которые встречаются в развалинах нашей страны, только лицо было у него из тончайшего алебастра и светилось от поставленного сзади светильника. Перед этим идолом стоял черный мраморный жертвенник. Сняв лежавшее на нем покрывало, Маттеи показал под ним нечто, похожее на человеческое сердце из красного камня с золотыми жилками. Посреди виднелось небольшое отверстие.

– По преданию, когда обе половины Сердца будут опущены в это отверстие и соединятся, то Сердце-футляр откроется и обнаружит то, что хранится внутри вот уже тысячу лет. Половина символа долго покоилась здесь, пока ее не взял с собой Зибальбай. Я не опасаюсь гнева богов, но опасаюсь нечто большего. Вокруг алтаря старинными письменами, которые я могу прочесть, сказано, что если талисман будет сдвинут с места, то сдерживающие внешние воды запоры откроются, воды затопят город и все жители погибнут… Теперь приступим к нашему делу. Чужеземец, передай Майе твою половину символа, чтобы она соединила их вместе и вложила в приготовленное место.

Майя колебалась. Ободряющие слова Маттеи на нее не подействовали, и он посмотрел на меня, но я тоже отказался. Тогда вызвался сеньор:

– Дайте мне. Я ничего не боюсь!

Я до сих пор слышу стук изумрудов о каменный футляр.

Наступили мучительные мгновения ожидания. Прошло около минуты, но мы ничего не замечали. Тогда Маттеи высказал предположение, что ржавчина могла зажать пружину, и своим посохом сильно надавил в отверстие, так что, мне показалось, камни хрустнули.

Сердце медленно раскрылось, как цветок; символические части выпали на алтарь, а под ними мы заметили какой-то предмет. Это оказался рубин, выточенный наподобие человеческого глаза. Рядом лежала золотая пластинка со старинной надписью.

– Что здесь написано? – спросила Майя.

– Лучше не читать! – предложил Маттеи, но по нашему настоянию прочитал: – «Око, спавшее и теперь пробудившееся, видит Сердце и намерения нечестивого. Я говорю, что в час разрушения моего града все воды священного озера не смоют греха».

Нам всем стало жутко. Это были пророческие слова, и хотя я не верил богам этой страны, но все-таки посмотрел на освещенное лицо идола, и мне показалось, что оно смотрит на меня с укоризной.

Дрожащими руками положил Маттеи заранее приготовленную пластинку взамен этой и сказал сеньору:

– Закрой Сердце и возьми обратно обе части, белый человек!

Но едва мы повернулись, чтобы выходить, как Майя громко вскрикнула и упала бы на каменный пол, если бы сеньор вовремя не поддержал ее. В дверях, через которые мы входили, стоял Зибальбай! Как он попал сюда, как у него достало сил пройти весь длинный переход, неизвестно, но было несомненно, что он все видел и слышал. Лицо его дышало гневом, но он ничего не мог сказать. На губах была пена, но они были безмолвны. Это была последняя вспышка угасающей жизни: он зашатался и замертво упал к ногам дочери.

Я плохо помню эти ужасные часы. В себя я пришел уже в своей комнате, на собственном ложе. Рядом находились сеньор и Маттеи. Майя была в глубоком отчаянии. Мы недолго оставались одни: вскоре пришли знатные сановники и почетная стража, чтобы воздать почести умершему касику.

На третий день тело Зибальбая было положено в золотой гроб и отнесено в «палату смерти» для вечного упокоения.

В этот же день – канун дня нашего суда – к нам пришел Тикаль. Он вежливо поклонился Майе и бросил на нас гневный взгляд.

– Теперь ты можешь спокойно царствовать! – сказала ему Майя.

– Не совсем! Я не скрою от тебя, что часть, и довольно значительная, народа говорит, что тебе надлежит быть касиком, а не мне. Еще при жизни твоего отца я предложил тебе некоторые условия. Теперь снова повторяю их: если согласишься, то будешь повелительницей здесь, а твои друзья получат все, что только пожелают. Если же ты откажешься, то возникнет междоусобие, которое окончится гибелью одного из нас, но во всяком случае эти два чужеземца не останутся в живых… Выслушай меня и мою неугасшую любовь! Я поверил обману Маттеи, и во мне заговорило честолюбие. Прости меня и забудь мою измену!

– Ты замышлял меня убить! – сказала Майя.

– Вернее, этих чужеземцев, потому что смерть их или одного из них сделала бы тебя сговорчивее! – с гневом воскликнул Тикаль.

– Оставим это все до завтра, когда боги должны будут произнести свой приговор. Я верю, что мой отец, умудренный богами, был прав, ожидая их откровения. Я готова им подчиниться, а теперь оставь меня.