Дочь Небытия (СИ)

Он оставляет девушку и поворачивается ко мне лицом, ставшим смертельно белым, намереваясь покинуть это место, и неожиданно его взгляд находит меня случайно, так, как если бы он чувствовал мою энергию или ощущал мой запах. Мы замираем напротив друг друга. Мне хочется подойти и утешить, сказать слова поддержки, даже забрать боль, ведь я это умею, я могу, возможно, получится и на этот раз… Но внезапно понимаю, что ему не нужно моё сожаление, не нужен кто-либо рядом, ему нужны время и одиночество, чтобы залечить раны и обдумать дальнейшее. Было сделав шаг навстречу ему, я отхожу обратно и, не отрывая взгляда от Люцифера, взлетаю вверх. Он провожает меня тяжелым взором, стараюсь не вглядываться в него своей пустотой. Если захочет, он мне расскажет, если нет — пытать не буду, и без слов всё понятно, без слов ощутимо больно.

Быстро возвращаюсь в лагерь и пытаюсь скрыть своё волнение. Я даже не замечаю, как прохожу в шатёр Люцифера, ловя на себе изумленный взгляд демона-стражника, но, видимо, того предупредили. Я присаживаюсь в кресло за его письменный стол и в растерянности пробегаюсь по бумагам, по картам, по шахматным фигуркам, на возвышении из книг стоит пешка. Я — пешка. Он всё-таки верит, что я та, кто поможет ему с Мальбонте. А помогу ли? Чужая война, чужие люди… Вот только что-то свербит внутри… Чужие ли?

Из тяжелой задумчивости меня вытягивает звонкий голос Астарты.

— Он не любит, когда сидят за его столом, трогают его вещи… — начинает вещать менторски-шутливым тоном дьяволица.

— Не спит в одной постели с Непризнанными… — продолжаю я и понимаю, что ей хочется взорваться от смеха вместе со мной.

Первой не выдерживаю я, она из последних сил крепится, но тоже вслед за мной заливисто смеётся. Я сбрасываю своё напряжение, она — скованность. Чувствую, что ей не хочется быть со мной ненастоящей, не собой, не Астартой.

— Думаю, что мы похожи, — произносит она и подходит к столу, её движения плавные, она разгребает завал на столе и плюхается задницей на него, разглядывая меня, не скрывая своего искреннего интереса.

— Думаю, да, — так же прямо отвечаю ей я.

Она чуть удивляется тому, что я не пытаюсь уколоть, съязвить или потерять интерес. Мне действительно хочется поговорить, я чувствую, что ей нужно не меньше моего. Астарта пытается разглядеть во мне… себя. Она гадает, что есть такого во мне, чего нет в других тысячах прибывших, прибывающих и тех, кто будет и дальше прибывать на Небеса.

— Мне так же больно, как и тебе, Астарта, почти все время, — говорю я то, что ей хочется сказать мне.

— Мой отец никогда не был близок со мной, мать я не знала, но мне удалось почувствовать кусочек материнской заботы только от Лилит. Она заботилась о нас, я не знаю, каким чудом она уцелела, но она примером своей жизни и даже смертью своей показала нам, насколько мы были любимы ею… — дьяволица замолчала, и только по сомкнутым в крепкий замок, побелевшим пальцам я поняла, как она волнуется.

— Высшие демоны не могут любить, — начала было она. — Мы рождаемся в этот мир ожесточённо, убивая своей энергией матерей. Мы обязаны быть безжалостными, мы обязаны не испытывать привязанностей, мы обязаны быть одинокими и никого не любить… — она снова прерывается и напряженно смотрит на меня.

— Но с Люцифером вы всегда поддерживаете друг друга, — заканчиваю за неё фразу.

Она кивает головой и в задумчивости опускает её.

— Моя мать умерла, когда мне было семь лет, как бы проводя черту между тем, что было до этого и после. В семь лет ты резко взрослеешь и быстро становишься самостоятельной, потому что твой отец уходит в затяжную депрессию, ты ставишь ему каждый день будильник на семь утра, варишь кофе, жаришь яичницу с беконом и провожаешь на работу, собираешь рюкзак в школу, учишься, приходишь домой, отвариваешь макароны и ждёшь отца, который придёт домой и вместо тысячи слов утешения будет смотреть на тебя, как на пустое место, и ты крепишься в течение дня изо всех сил, чтобы не плакать, но слёзы предательски бегут по твоему лицу, и ты засыпаешь вновь, чтобы проснуться, и день сурка повторится вновь и вновь, как колесо сансары…

— И когда твой отец поймёт, что ты для него стала как надоедливая муха, он быстренько отошлёт тебя с глаз долой — из сердца вон…

Мы переглядываемся с Астартой и тут же отводим взгляды. Мы понимаем друг друга без слов.

— Но это не повод сдаваться, Вики, не повод махнуть на себя рукой, не повод быть невидимкой, — дьяволица говорит быстро, с жаром. — Ты не виновата в том, что твой отец оставил тебя, никто не виноват, это его решение, это то, что определило его в этот момент. Трусость, неумение совладать с ситуацией, потеря чувства реальности, нелюбовь — то, что повлияло на твою судьбу, но в этом нет твоей вины.

Я киваю и суплю брови. Мы о чём-то говорим ещё, о чём-то незначительном, но ощущаю, что мне стало легче, я проговорила то, что хотела сказать, и уже давно, то, что угнетало меня и не давало мне двигаться дальше.