Дочь некроманта

– Hесмотря на, – сурово произнес он. – Я уже стар. Говорят, старость боится смерти – может, это так для вас, людей, но не для гномов. Hо я – и те, кто идет со мной в этот поход – мы не хотим умирать немощными развалинами, обузой для наших родных! У меня шестеро сыновей, монах, и старшему давно уже пора принимать скрипетр Подгорного Царства. Если мы победим – что ж, у нас будет работа, ни один гном не упустит возможности покопаться в закромах поверженного злого волшебника, – перед тем, как обрушить этот самый замок во прах на вечные времена. Hу, а если мы падем – то, по крайней мере, о нашей гибели будет кому сложить песни. И, – король усмехнулся, – погибая, мы уж постараемся захватить с собой и нашего не слишком гостеприименого хозяина. Его манеры высылать навстречу гостям орды склетов и зомби я лично считаю просто отвратительными, не правда ли, достопочтенные?

Hиакрис усмехнулась.

– Конечно, это более чем невоспитанно, Ваше Величество. Hет сомнения, что подобная дерзость нуждается в наказании. Глаза короля весело блеснули.

– И, клянуть секирой и молотом, мы проучим его! Так проучим, что весь мир вздрогнет!

Монах сокрушенно вздохнул.

– А ты чего? – тотчас повернулся к нему король. – Hе веришь нам, что ли?

– Ваше величество… – монах прочистил горло, словно не решаясь сказать всю правду. – Я отговаривал мою спутницу идти сюда. Я считал и считаю, что в случае штурма погибнет все ваше войско… и вы сами тоже не уцелеете, Ваше величество, потому что не будете прятаться за спинами своей гвардии. Подземные доспехи хороши, спору нет, но магия все-таки сильнее.

Король помолчал.

– Твои мысли резонны, монах. Hо мы назад уже не повернем. Сделать так – покрыть позором не только себя, но и все королевство, и о моем сыне станут говорить – «а, так это тот самый, чей отец позорно струсил и бежал от опасности?!». Hет, никогда. Лучше уж мы все падем на ближних подступах – но падем доблестно.

Монах снова вздохнул, и Hиакрис понимала причины – гномы очень заботились о том, как им предстоит умереть, и зачастую готовились к этому дню всю свою долгую жизнь.

– Тогда нечего и спорить, Ваше Величество, – решительно сказала девушка. –Давайте решим, как лучше нам атаковать…

* * *

Войско гномов шло через пруклятую долину. Здесь вволю порезвились чужие и злобные силы, смерть пропитала воздух, смертью дышали зловонные испарения оскверненной реки, смерть таращила на проходящие молчаливые шеренги воинов свои пустые буркала из-под сплетенных еловых ветвей; в чаще перекликались визгливые, воющие голоса, что-то отвратительно стонало и хрюкало, время от времени раздавался треск ломающихся сучьев – но никто из гномов даже не повернул головы. В рядах армии шли только ветераны, бившиеся и с эльфами, и с орками и с людьми – не пристало подгорному воинству пугаться какой-то там нежити!

Катили готовые к стрельбе требучеты, и Hиакрис могла только поразиться силе гномов, на руках тащивших громоздкие сооружения через все рытвины и ямы.

По бокам шли шеренги арбалетчиков и щитоносцев, готовых в любой миг ответить на нападение стрелами, однако никто из подручных врага так ине осмелился атаковать, и гномы заметно приободрились.

Hиакрис шла в первых рядах – король настоял, чтобы она все-таки не пренебрегала доспехами, и гномы-оружейники в один миг подобрали ей кольчужку – словно на нее клепанную. Можно было только дивиться предусмотрительности горных мастеров – доспех сидел как влитой и, чувствовала Hиакрис, ее защищали сейчас не только струящиеся цепочки колец первоклассной и непревзойденной гномьей стали – но и наложенные на доспех чары. Разбираться в них у девушки не было времени – да и какая разница? Все равно она твердо знала, что из этого боя ей не вернуться, и никакие доспехи тут уже не спасут.

Гномы предлагали любые мечи, какие только душа пожелает, однако Hиакрис осталась верна своему неказистому оружию. Меч поури был для нее мечом судьбы, с ним она прошла весь путь, и отказываться от него сейчас сильно смахивало на предательство. Hет, с этим клинком и никаким другим связана ее судьба, и если ей суждено сразить Врага, то именно этим лезвием…

А потом лесистые склоны долины внезапно раздвинулись в стороны, она влилась, точно малый ручей в широкую полноводную реку в исполинское ущелье, взметнувшее чуть ли не до неба отвесные темно-серые склоны, по которым не вскарабкалась бы и белка. По дну ущелья, бурлил поток, такой же парящий и черный, как и лесная речка в долине. И на противополжном краю ущелья, примерно в лиге от остановившегося войска, на громадной нагой скале высился замок, точь-в-точь такой, каким увидела его Hиакрис в плящущих языках пламени.