Дочь оптимиста

Лоурел смотрела поверх их голов туда, где возле каминных часов в неизменном порядке были развешаны китайские гравюры, привезенные домой прежними поколениями Мак-Келва — путешественниками и миссионерами. Она увидела, что часы остановились: должно быть, их никто не заводил с тех пор, как ее отец в последний раз совершил этот привычный ритуал, и теперь стрелки указывали какие-то отдаленные три часа, застывшие, как время на китайских гравюрах. Ей хотелось подойти к часам, взять ключ оттуда, куда вешал его отец — он сам вбил, немного криво, небольшой гвоздик в оклеенную обоями стену, — и завести часы, перевести стрелки, чтобы они шли и показывали верное время. Но она не могла ни на минуту отлучиться. Она чувствовала, что и в смерти ее отцу приходится самому принимать на себя всю тяжесть поднятой крышки, поддерживать ее и он лежит, как лежал на больничной койке, ведя счет минутам и часам, следя, как уходит его жизнь. И она так же стояла у гроба, как сидела у его изголовья, помогая ему дождаться конца. Не слыша тиканья часов, она вслушивалась в треск и шорох пламени.

Доктор Вудсон рассказывал:

— Мы с Клинтом, еще совсем малышами, закатимся, бывало, со своими псами в леса подальше — помните то место, которое мы называли Вершиной мира? Там еще был карьер, где брали гравий, у глиняного откоса. Черт побери, я же его лечил всю жизнь, мы с ним ровесники, и вот столько лет прошло, а я только сейчас почему-то вспомнил про его ногу. Клинт вовсю раскачался на лозе, с размахом, да слишком уж высоко, ну и слетел с нее и попал прямо босой ногой на острую жестянку. Он ведь чуть было кровью не истек всего в миле от дома! Кажется, я сам приволок его в город, и откуда у меня только сила взялась — не представляю. Вы ведь помните, у Клинта всегда был такой вид, что его нипочем не прикончить, ничто ему не страшно, но, по-моему, на самом деле он все же был какой-то некрепкий.

По комнате прошелестел смешок и в ту же секунду смолк.

— Что, уже началось, тетя Сис? — спросил Венделл Чизом. — Это уже похороны?

— Я сама скажу, когда похороны начнутся, — сказала Сис.

— А пока я его дотащил, он совсем сомлел. Но уже были видны дома. Это там, где теперь мойка для машин с самообслуживанием. Да уж, похоже, что я в тот раз спас Клинту жизнь, признаюсь!

— У отца и правда было некрепкое здоровье, — сказала Лоурел.

— Если бы вы знали, что со мной творится, вы бы решили, что он меня непременно переживет, — продолжал доктор.

— Не нам с вами рассуждать, что да почему, — сказала ему миссис Чизом. — Взять хотя бы нашего деда и старшенького моего, Роско. Никто в целом Техасе так и не понял, почему Господь Бог выбрал Роско да первым его и прибрал.

— А что случилось с Роско, бабуля? — спросил Венделл. Он отвернулся от гроба и, прижавшись к ее коленям, жадно заглядывал ей в глаза.

— Ты же слышал, сынок, я ведь рассказывала. Законопатил окна, запер дверь, отвернул все четыре конфорки и духовку, — терпеливо объяснила миссис Чизом. — Пожарники его вытащили, примчали на пожарной машине в баптистскую больницу, и там уж все фокусы перепробовали, а только за Роско им было не угнаться. Он уже ушел на небо.

— И пожарные машины за ним не угнались? Ты сама видела, ба? — закричал Венделл. — Видела, как они за ним не могли угнаться?

— Я же мать ему. Что ж, его мать может сидеть спокойно и радоваться, что он не натворил чего-нибудь похуже, себя не изуродовал. Он слышать не мог, когда его кто-нибудь осуждал. Лежал он в гробу хорошенький такой, прямо девушка. Милый ты мой, он просто лег поудобнее, положил голову на подушечку и ждал, покуда у него дыхания не стало. Смотри у меня, Венделл, не вздумай сам выкинуть такую штуку, — сказала миссис Чизом.

Венделл повернулся и снова уставился на судью Мак-Келва.

— Роско говорил со своими приятелями в Орэндже, это тоже в Техасе, и сказал им, что он собирается натворить. Когда уж все кончилось, они мне написали, что он позвонил к ним и плакал в телефон и они вместе с ним плакали. А я этим людям написала: «Вместе плакали? А почему же вы не могли предупредить его мать?» Просто терпежу с такими людьми нет. Я так и написала на открытке: «Деньги на автобус у меня есть. Мы не нищие. Хватило бы от Мадрида до Орэнджа, в оба конца». — Она потерла пятку о пятку.

— Ему там лучше, мама, — сказала Сис. — И ему лучше, и судье Мак-Келва — вот он лежит себе и лежит. Ты так и скажи, вот как я говорю.