Дочь палача

К изумлению Якоба Шреефогля и остальных, он вынул из сундука мешочек и высыпал себе на ладонь черно-коричневые зернышки и показал их свидетелям. Шреефогль взял несколько. От них шел легкий запах разложения, и по форме они отдаленно напоминали тмин.

— Семена белены, — провозгласил секретарь. — Важная составляющая для мази, которой ведьмы натирают свои метлы.

Шреефогль пожал плечами.

— Мой отец, да помилует его Господь, заправлял такими пиво. Вы и не подумали обвинить его в колдовстве.

— Вы ослепли? — прошипел Лехнер. — Доказательства налицо. Вот… — Он достал маленькую игольчатую коробочку, напоминавшую каштан. — Дурман! Тоже компонент для ведьмовской мази, и тоже найден у Штехлин! И еще вот… — Он показал всем связку мелких белых цветов. — Морозники, недавно собранные! Тоже колдовское растение!

— Простите, что перебиваю вас, — снова взял слово Шреефогль. — Но разве морозник не из тех растений, что оберегают нас от зла? Сам господин священник недавно говорил на проповеди, что это символ обновления и новой жизни. Недаром он считается у нас святым.

— Шреефогль, вы кто, свидетель или адвокат? — спросил его Георг Августин. — Эта женщина была с детьми, теперь же они мертвы либо похищены. Дома у нее нашли дьявольские травы и настои. Едва ее заперли здесь, как сгорел склад, и по городу стал разгуливать дьявол. С нее все это началось, с ней же и прекратится.

— Точно, вот увидите! — завопил Бертхольд. — Вы только затяните винты потуже, и она тут же признается. Сам дьявол ей покровительствует! У меня тут есть эликсир из зверобоя… — Он вытащил пузырек, в котором сверкала кроваво-алая жидкость. — Он изгонит дьявола. Позвольте только, я волью его ведьме в глотку!

— Да провались оно все! — выругался Шреефогль. — Я уже не знаю, кого ведьмой считать, знахарку или пекаря!

— Спокойствие! — прорычал секретарь. — Так никуда не годится. Палач, подвесь женщину на трос. Посмотрим, как ей тогда дьявол поможет.

Вид у Марты Штехлин становился все более отрешенным. Голова то и дело заваливалась вперед, глаза странным образом закатились. Шреефогль задавался вопросом, способна ли она вообще воспринимать происходящее вокруг. Якоб поднял ее безвольное тело со стула и потащил к тросу, продетому в железное кольцо под потолком. На одном конце его привязан был крюк. Палач закрепил на нем цепь, в которую знахарке заковали за спиной руки.

— Сразу подвязать к ней камень? — спросил он судебного секретаря. Лицо его странно побледнело, однако он казался спокойным и собранным.

Иоганн Лехнер покачал головой.

— Нет, сначала попробуем просто так, а дальше посмотрим.

Палач потянул за трос, так что ноги знахарки оторвались от пола. Тело слегка наклонилось вперед и стало раскачиваться. Что-то хрустнуло. Штехлин слабо охнула. Судебный секретарь снова начал свои расспросы:

— Марта Штехлин, спрашиваю еще раз. Признаешься ли ты, что убила…

В этот миг по телу знахарки пробежала дрожь. Марта начала вздрагивать и яростно мотать головой. Изо рта потекла слюна, лицо посинело.

— Господи, вы только гляньте, — вскричал пекарь Бертхольд. — В ней дьявол! И он хочет освободиться!

Все свидетели, включая секретаря, вскочили, чтобы поближе рассмотреть происходящее. Палач опустил женщину обратно на пол, и она стала корчиться в судорогах. Потом приподнялась в последний раз и безжизненно поникла, странно вывернув голову.

Какое-то время никто не произносил ни слова.

Наконец подал голос Августин-младший:

— Она мертва? — спросил он с интересом.

Куизль склонился над ней и прижался ухом к груди. Затем покачал головой.

— Сердце пока бьется.

— Тогда растолкай ее, чтобы мы могли продолжить, — сказал Лехнер.

Шреефогль едва сдерживался, чтобы не ударить его.

— Да как вы можете? — вскричал он. — Эта женщина больна, разве не видно? Ей нужна помощь!

— И вовсе нет! Дьявол покинул ее, вот что! — сказал Бертхольд и упал на колени. — Он, верно, до сих пор где-то среди нас. Благодатная Марие, Господь с тобою…

— Палач! Сейчас же буди женщину! Понятно? — Голос секретаря стал каким-то пронзительным. — А вы… — он повернулся к напуганным стражникам позади себя. — Приведите лекаря, и живее!

Стражники взбежали вверх по лестнице, обрадованные, что удалось улизнуть из этого адского места.

Куизль взял ведро воды, стоявшее в углу, и вылил Марте на лицо. Она не шелохнулась. Тогда он принялся растирать ей грудь и хлопать по щекам. Ничего не помогало. Он выхватил из сундука бутылочку крепкой настойки и влил в рот знахарке, а остаток разлил по ее груди и снова принялся растирать.

Всего несколько минут спустя на лестнице послышались шаги. Вернулись стражники, а следом за ними шел Симон Фронвизер, которого они перехватили на улице. Он склонился рядом с палачом над знахаркой и сжал ей плечо. Потом достал иголку и воткнул глубоко в плоть. Марта так и не шевельнулась, и Симон поднес к ее носу зеркальце. Оно запотело.

— Она жива, — сказал он Лехнеру. — Но в глубоком обмороке, и бог знает, когда очнется.

Судебный секретарь опустился на стул и потер тронутые сединой виски. Затем пожал плечами.