Дочь палача

— Значит, мы не сможем продолжать допрос. Придется подождать.

Георг Августин изумленно на него уставился.

— Но ведь управляющий… он появится здесь через несколько дней, и нужно будет представить ему виновную!

Михаэль Бертхольд тоже попытался уговорить секретаря:

— Вы знаете, что происходит на улицах? Там разгуливает дьявол, мы сами только сейчас убедились в этом. Люди хотят, чтобы с этим…

— Проклятье! — Лехнер ударил ладонью по столу. — Я и без вас знаю! Но сейчас допрос продолжать невозможно. Из нее и сам сатана слова не вытянет! Хотите, чтобы она призналась, не приходя в сознание? Придется подождать… А теперь все наверх, все!

Симон и Якоб отнесли лишенную чувств знахарку в камеру и укрыли. Лицо ее из синего стало просто бледным, веки дрожали, но дышала она спокойно. Лекарь покосился на палача.

— Для вас это не стало неожиданностью, так? — спросил он. — Вы что-то ей дали, чтобы пытка прервалась и мы выиграли время. А потом передали мне через жену, чтобы с полудня я ждал поблизости. Чтобы стражники нашли меня, а не отца, который, возможно, что-нибудь заподозрил бы…

Палач улыбнулся.

— Несколько цветков, несколько ягод… Она все их знала и понимала, на что обрекает себя. Могло бы и не получиться.

Симон взглянул на бледное лицо знахарки.

— Вы думаете…

Куизль кивнул:

— Корни мандрагоры, лучшего средства не бывает. К счастью, я… мы нашли несколько. Они очень редки. Ты не чувствуешь боли, тело засыпает, и страдания земного мира становятся лишь отголосками с далекого берега. Еще мой отец частенько поил таким отваром приговоренных. Правда… — Он задумчиво поскреб темную бороду. — Аконита я в этот раз не пожалел. Хотел, чтобы все выглядело правдиво и закончилось как надо. Немного больше — и Марта уже предстала бы перед Творцом. Ну, хорошо, теперь у нас хотя бы есть немного времени.

— Сколько?

Палач пожал плечами.

— День-два, потом паралич начнет спадать и она снова сможет открыть глаза. И тогда… — Он еще раз погладил Марту по лицу и вышел из камеры, его спина целиком загородила дверной проем. — Тогда, думаю, ей придется очень несладко.

9

Суббота, 28 апреля 1659 года от Рождества Христова, 9 утра

На следующее утро лекарь и палач сидели в доме Куизля, пили пиво и обдумывали вчерашний день. Всю ночь Симону не давали покоя мысли о бедной знахарке и о том, как у них мало времени. Сейчас он молча потягивал пиво, а палач рядом с ним курил трубку. Думалось ему тем более тяжело, что в комнату то и дело заходила Магдалена, чтобы принести воду или накормить кур под лавкой. При этом один раз она, склонившись прямо возле него, словно бы невзначай она провела рукой по его бедру, и по телу Симона пробежала легкая дрожь.

Куизль рассказал ему, что альраун в лесу нашла его дочь, и симпатия Симона к ней лишь возросла. Девушка эта была не только удивительно красива, но и ума ей не занимать. Жаль, что женщинам закрыт доступ в университет. Симон не сомневался, что Магдалена смогла бы заткнуть за пояс всех этих ученых шарлатанов.

— Еще пива? — спросила девушка, подмигнув, и налила ему, не дожидаясь ответа.

Ее улыбка напомнила Симону, что мир не заканчивался на пропавших детях и самозваных инквизиторах. Он улыбнулся в ответ. Но затем снова погрузился в мрачные мысли.

Вчера вечером ему еще пришлось помогать отцу в осмотре больного. Слугу крестьянина Хальтенбергера свалила ужасная лихорадка. Они наложили ему холодные компрессы, и отец сделал кровопускание. Симону хотя бы удалось уговорить отца дать больному немного сомнительного, по словам старика, чайного порошка, который получали из древесины редкого дерева и который он уже несколько раз использовал при лихорадке. Симптомы болезни напомнили Симону о другом случае, когда у них городе венецианский кучер свалился на мостовую. У мужчины изо рта шел гнилостный запах и все тело покрывали гнойники. Люди стали говорить о французской болезни, и что дьявол наказывал ею тех, кто вел распутный образ жизни.

Вчера Симон тоже охотно предался бы распутной любви. Но во время позднего свидания с Магдаленой в укромном уголке городской стены они только и говорили, что о Марте Штехлин. Девушка тоже не сомневалась, что знахарка невиновна. Он попытался прикоснуться к ее лифу, однако она отстранилась. Когда юноша попытался еще раз, их застукал ночной сторож и отправил домой. Давно уже перевалило за восемь, и молодым девушкам запрещалось показываться на улице. У Симона возникло чувство, что он упустил свою возможность, и не был уверен, что судьба уготовит ему еще одну. Быть может, отец все же прав и ему следует забыть о дочери палача? Симон не знал, было ли у Магдалены к нему какое-нибудь чувство, или же она просто играла с ним.