Дочь палача и черный монах

Бонифаций Фронвизер похлопал извозчика, лежащего на соломе, по животу, и тот заорал как резаный. Старик испуганно отдернул руку.

– Хм, значит, источник боли здесь, – сказал старый лекарь и многозначительно посмотрел на сына.

Возле них на коленях сидела жена Антона Штайнгаденера и вытирала пот со лба мужа; в левой руке она сжимала четки. Они пришли домой к Фронвизерам около часа назад. С полудня у семейства лекарей побывало еще несколько пациентов; почти все жаловались на лихорадку, которая уже несколько недель свирепствовала в Шонгау. Но этот случай показался Симону более серьезным, если такое еще было возможно. Впрочем, он уже не сомневался, что смертельный исход здесь неизбежен.

– Господин лекарь, что с ним? – всхлипывала Агата Штайнгаденер. – Это из-за еды? Знаю, хлеб у нас не так уж хорош. Мы добавляем в него размолотые желуди, потому что муки почти не осталось. Но эти боли… Что же с ним такое?

– Как долго это продолжается? – спросил Бонифаций Фронвизер, рассматривая через линзу глаза Штайнгаденера. Зрачки расширились и остекленели, мужчина почти не соображал от боли.

– Где-то… три дня, наверное, – ответила Агата. – Вы сможете помочь ему?

Старый лекарь отступил на шаг и позволил сыну еще раз ощупать брюшную стенку больного. Она была тверже кости, и пониже пупка прощупывалась опухоль. Симон слегка надавил на нее, и мужчина снова взвыл, словно в него кол забили.

– Господи, что с ним? Ну что же с ним такое? – Агата стиснула четки в ладони. – Неужели сам дьявол вселился в него? Как в пастора Коппмейера? – Она зарыдала. – Пресвятая Дева Мария! Дьявол забирает невинные души, и нет от него спасения ни священникам, ни благочестивым мирянам! Каждые три дня мой муж ходил в церковь, а уж сколько мы с ним дома вместе молились…

– У твоего мужа опухоль в животе, – перебил ее Симон. – Дьявол тут ни при чем. Но молитва не навредит.

Он не стал говорить женщине, что молитва, вероятно, была единственным, что еще могло спасти ее мужа. Симон знал, что в некоторых университетах могли удалять подобные опухоли. Но здесь, в Шонгау, им недоставало ни знаний, ни средств, чтобы провести такую сложную операцию. Симон рылся в шкафу в поисках макового сиропа и выругался, опрокинув при этом несколько склянок. Они смогут лишь немного облегчить страдания мужчины; погрузить его в безмятежный сон – это все, на что они способны. Об остальном позаботится Господь.

Симон отыскал наконец бутылку с сиропом и краем глаза вдруг уловил движение. Отцовские пальцы сомкнулись на его запястье.

– С ума сошел? – зашипел старик ему на ухо, чтобы не услышала жена извозчика. – Ты знаешь, сколько он стоит? Агате за него нипочем не расплатиться!

– Может, тогда бросим его подыхать, как скотину? – прошептал Симон в ответ. – У него сильные боли. Мы должны ему помочь!

– Ну так отправь его к палачу, – сказал отец все так же тихо. – Пускай даст ему какое-нибудь зелье, все равно ведь покойник. Придет день, и Лехнер запретит наконец этому шарлатану заниматься лечением, пока тот не перетравил полгорода.

– Во всяком случае, другая половина у него уже побывала. Тебе о таком только мечтать! – ответил Симон уже громче.

Он вырвал бутылку из рук отца и протянул ее женщине.

– Вот, каждый день разбавляй по две ложки на стакан вина и давай мужу, – сказал он успокаивающим голосом. – Опухоли это не излечит, но, по крайней мере, поможет унять боль.

– Он выздоровеет? – нерешительно спросила женщина и оглянулась на мужа. Антон Штайнгаденер, похоже, впал в забытье от изнеможения; он мелко трясся и временами вздрагивал, но в целом был спокоен.

Симон пожал плечами:

– Это ведомо одному лишь Господу. Мы поможем тебе отнести его домой.

Бонифаций Фронвизер враждебно косился на сына, но все же помог ему дотащить тяжелого извозчика до двери и взвалить на повозку. Агата Штайнгаденер вручила им несколько монет, влезла на козлы и укатила прочь. Она не помахала на прощание – женщина, вероятно, уже раздумывала, как будет сводить концы с концами без мужа.

В этот день к ним приходили еще трое больных, и все жаловались на лихорадку. Это были состоятельные горожане, и Бонифаций Фронвизер за бешеные деньги всучил им чудодейственное средство из макового сока и корня дудника. Вряд ли оно им поможет, но от него пациенты хотя бы не отравятся. Чего Симон не сказал бы о некоторых других лекарствах отца.

Пока юный лекарь прослушивал больных, осматривал их мокроту и мочу, мыслями он то и дело возвращался к сокровищам тамплиеров. Спрятаны ли они в Вессобрунне? Или там их поджидает лишь очередная загадка? Как бы то ни было, он решил завтра же отправиться туда с Бенедиктой, хотя ему до сих пор не давали покоя слова настоятеля Боненмайра. Что уж он там сказал во время мессы?

Вы вообще задавались вопросом, кому смерть Коппмейера принесла бы больше всех выгоды?

Одно лекарь знал точно: теперь он будет внимательнее присматриваться к Бенедикте. Хотя и не мог представить жизнерадостную и смышленую торговку в роли отравительницы.