Дочь палача и король нищих

Почти два часа потребовалось Куизлю, чтобы добраться сюда от епископского двора, при этом навстречу то и дело попадались стражники, и ему приходилось всякий раз прятаться. Несколько раз палач проходил по одним и тем же проулкам или забредал во внутренние дворы, откуда не было других выходов. Один раз два стражника прошагали в полуметре от него, а он вжимался в темень подворотни. В другой раз ему пришлось просто свалиться за навозную кучу, настолько неожиданно появились впереди караульные. И вот он стоял перед воротами, через которые вошел в этот город вечность назад – отсюда же он решил его и покинуть. В тюрьме Тойбер рассказывал, что через эти ворота проезжало множество крестьянских повозок. Куизль надеялся запрыгнуть в одну из них и спрятаться между ящиками, бочками или мешками.

Из своего укрытия за колодцем палач наблюдал за утренней сменой караула. Стражники обменивались приветствиями, но движения их выдавали усталость; солдаты зевали и потягивались. Куизль ухмыльнулся и хрустнул пальцами: по крайней мере, он не один не смыкал глаз этой ночью.

Заскрежетал отодвигаемый засов, громадный, словно бревно; высокие, около трех метров, ворота со скрипом отворились, и в город вкатилась первая крестьянская повозка. За ним последовали батраки в лохмотьях и лоточники с заплечными корзинами: ночь они, судя по всему, провели прямо под городскими стенами. Пропели петухи, и зазвонили церковные колокола – Регенсбург просыпался.

Понаблюдав какое-то время за возней у ворот, Куизль, нахмурившись, решил отказаться от первоначального замысла. Выбираться из города в повозке было слишком опасно: несмотря на усталость, бдительности стражники не теряли. Каждого, кто покидал город, тщательно досматривали. Караульные то и дело пронзали пиками мешки с зерном или заставляли откупоривать винные бочки. При этом ругань крестьян и торговцев их ничуть не беспокоила.

– Заткни пасть, паршивец! – рявкнул вдруг один из стражников на торговца материей, возмущенного тем, что его заставили разматывать каждый рулон. – Думаешь, мне это все в радость? Мы разыскиваем монстра из Шонгау, скотина! Радуйся, что мы следим, как бы этот оборотень тебе глотку в дороге не перегрыз.

– Ну да! – огрызнулся торговец, заматывая материю. – Этот изверг вас в дураках оставил. Вы его упустили, а расплачиваться нам. Если б на службе не нажирались вечно…

– Ты, следи за словами!

Торговец поспешил удалиться, а Куизль лихорадочно соображал, каким еще образом можно выбраться из города. Взгляд его скользнул вдоль стены, к северо-западу, где над некоторыми домами поднимался дым из труб. Еще по прибытии в Регенсбург палач заметил, что завалы, оставшиеся там с Большой войны, до сих пор не расчистили. Оборонительные сооружения перед городом находились в ужасающем состоянии, всюду зияли проломы, и поросшие травой развалины указывали на то, что на восстановление у города денег сейчас не хватало. Может, и в стене где-нибудь найдется лазейка…

Но не успел Куизль и шагу ступить, как за спиной вдруг зашуршал гравий. Палач мгновенно метнулся в сторону и приземлился при этом на больное плечо. Когда он снова вскочил на ноги, перед ним уже стоял, прикрываясь руками, сгорбленный человечек. На нем были разодранные штаны и грязная рубаха, об изначальном цвете которой теперь оставалось только догадываться. Соломенная шляпа, что прикрывала спутанные волосы, не расползалась, наверное, лишь благодаря вплетенному кожаному шнурку. Необутый и ужасно тощий, он походил на бродячего пса.

– Ради Пресвятой Богородицы, не делай мне ничего, – пропищал человечек; он чем-то напоминал Куизлю облезлого хорька. – Я не желаю тебе плохого. Меня послал Тойбер!

– Тойбер? Как, черт возьми…

Только теперь Якоб заметил, что от оборванца воняло, как из выгребной ямы. Палач понял вдруг, что же напоминала ему своим цветом рубашка собеседника. Должно быть, человек этот буквально купался в навозной жиже.

– Откуда Тойберу знать, что я здесь? – прорычал Куизль и угрожающе поднял руку. – Говори правду, а то…

Хорек пригнулся еще ниже.

– Мы следили за тобой с того момента, как ты сбежал с епископского двора. Палач приказал. Он велел привести тебя к нему.

– Так ведь я… – начал Куизль.

Хорек забегал маленькими живыми глазками.

– Ты чуть было не ускользнул от нас. Слава богу, кое-кто из наших увидел тебя с другой стороны, под арками. Занятный проходец, мы…

– Не распинайся, – перебил его палач. – Говори лучше, кто ты.

Впервые за все это время человечек ухмыльнулся. Он был почти беззубым – только один черный обломок торчал из-за растресканной верхней губы.

– Я? Наверное, все-таки мы, – он легонько поклонился. – Можешь называть нас золотарями.

У Куизля на секунду отвисла челюсть.

– Зо… золотарями?

Хорек зашагал прочь.

– Идем, сам все поймешь.

Куизль задумался, а потом двинулся вслед за сгорбленным человечком. На ловушку все это не слишком походило. Никто не знал о его дружбе с палачом Регенсбурга. Кроме того, достаточно было лишь крикнуть или махнуть рукой, чтобы привлечь внимание стражников у ворот. С какой стати вонючему хорьку врать без нужды?