Дочь полка

Двое бойцов упали мёртвыми, успев вылезти только наполовину. Бой шёл на огромном поле, которое вспахивалось только минами и снарядами. Сражались солдаты не только винтовками и пистолетами, в ход шло всё: приходилось драться даже голыми руками. Гремели взрывы, которые заставляли землю взлетать в воздух на несколько метров вместе с людьми, свистели пули, иногда они пролетали в сантиметрах от головы. Фрицы всё наступали. Они старались бить издалека, не желая вступать в ближний бой, но наши солдаты всё равно добирались до них. Васазде боролся на земле с крупным солдатом. У врага в руке был кинжал, видимо с его огнестрельным оружием уже что-то случилось. Он схватил шею Лукиана и повалил на спину. Лезвие оказалось в нескольких сантиметрах от лица грузина. Он изо всех сил сдерживал руки соперника. Немец был сильнее и мощнее его, он зло смотрел своими блестящими жёлтыми глазами:

– Ich werde dich toten! (я тебя убью!) – сквозь зубы проговорил он.

У бойца уже не оставалось сил сопротивляться, с каждой секундой лезвие приближалось к его лицу. В этот момент пуля пробила в голову немца и тот повалился на соперника, истекая кровью. Васазде оттолкнул с отвращением от себя уже труп врага и чуть сам не получил пулю в висок. Нужно было двигаться дальше.

* * *

В медпункте тоже была сильная суматоха. Некоторые из медсестёр ушли туда, где шёл бой, а оставшиеся в спешке готовили бинты и корпию. Отдалённо раздавался шум боя. Катя сидела на одной из коек и давала пить воды из железного черпака раненному в спину Царенко. Руки бойца не слушались, поэтому приходилось помогать. Глаза у девочки были на мокром месте, но слёзы не катились по её щекам. Напоив бойца, она отложила черпак и устремила взгляд в сторону. Прогремел ещё один взрыв, в этот раз он был громче остальных. Катя вздрогнула и зажмурилась. Тут она почувствовала прикосновение тёплой и слабой ладони к её запястью. Девочка обернулась на Артемия, который старался её утешить. Она благодарно сжала его руку и отвернулась. В этот момент в палатку занесли Макаренко. Он был ранен в голову. Тёмное пятно крови росло на грязном бинте, которым его успели перебинтовать в окопе. Грязь на лице смешивалась с потом, а левая рука была стёсана до крови, но судя по немного засохшей ране, даже с больной рукой солдат продолжал бой. Ему сразу же стали оказывать помощь. Через две или три минуты из второй комнаты медпункта раздался громкий стон, он пришёл в себя.

– Держите его! – раздался голос Марии Фёдоровны. – Крепче!

Так продолжалось ещё некоторое время, а затем боец затих. «Он умер?!» – пронеслась пугающая мысль в голове у Кати. – «Господи! Милый Боже, защити нас!»

* * *

Зоя Мамонтова ползла в окоп, таща за собой сильно раненного бойца. Слабая на вид девушка, храбро проползала под обстрелом и между взрывами. Солдат был тяжёлый, но она не сдавалась и продолжала двигаться вперёд, цепляясь руками за землю и прижимаясь практически к ней лицом. Щёки медсестры покраснели, пот выступал из-под шапки, пальцы, казалось, что вот-вот отвалятся, сжимая жёсткую форму. Ещё немного и она доберётся до окопа, доберётся! Стиснув зубы, она сделала ещё несколько рывков и вместе с раненым сползла вниз. Только они это сделали, как рядом упал вражеский снаряд. Раненого и Мамонтову засыпало землёй. Зоя вылезла и откопала голову бойца. Проверив на шее его пульс, она облегчённо выдохнула – «Жив». Где-то совсем рядом прозвучал выстрел. Девушка обернулась и увидела неподалёку Валерия Лапчихина с пробитой головой. Он лежал на винтовке, зажав пальцем курок. Солдат своё отстрелял. К Валерию подбежал Колотыев. Он, недолго думая, аккуратно перевернул Лапчихина. Глаза у убитого были закрыты, на них со лба стекала кровь. Солдат намертво вцепился руками в винтовку.

– Отдыхай, брат, – с горечью проговорил Данил и встал на место покойника.

Спустя полтора часа, немцы стали отступать, не в силах бороться с таким мощным сопротивлением. Невозможно описать, что чувствуют бойцы после боя. Не важно, сколько было этих боёв. Адреналин отпускает и остаётся только опустошённость и грусть по убитым товарищам. Солдаты добирались с ранеными до медпункта. Работа была у всех. Александр помогал идти Лукиану с пулей в левом плече:

– Товарищ, командир! – говорил Васазде. – Ну я же выстрелил! Выстрелил! – затем он пробормотал что-то на другом языке.

– Да попал ты, попал! – остановился Резанцев, и поправив на себе правую руку бойца, продолжил идти.

Лукиан продолжал что-то доказывать на родном языке. Видно, ранение было куда серьёзнее, чем кажется на первый взгляд. В полубреду его акцент увеличивался, а в данный момент он окончательно поменял русский на грузинский. Он еле шёл, но несмотря на боль, всё – равно усердно пытался объяснить всю ситуацию. Александр же ничего толком понять не смог. Грузина нашли в таком состоянии в окопе и ещё тогда он уже без перерыва повторял: «Я выстрелил». В кого он стрелял? И стрелял ли вообще? Всё это было неизвестно.

– Понимаете, товарищ командир? – вернулся на русский Васазде.