Дочь понтифика

– И все-таки ты – она. И я должен избавить тебя от имени Сфорца. Но знай: с тобой я прожил лучшие годы своей жизни.

– Спасибо на добром слове, но она еще продолжается. Может, и дальше продолжится. Кажется, я вижу одну такую возможность.

– Какую же?

– Твой дядя, Лодовико Моро. Ведь наша женитьба была ему на руку, он должен быть признателен. Верно?

– Верно. Но бессмысленно.

– Отчего же? Стоит попробовать.

– Я уже пробовал, милая Лукреция, но кроме дополнительного унижения ничего не обрел.

– Расскажешь?

– Почему бы и нет? Я обратился к дядюшке, попросил вступиться за нас, защитить, а он сказал: «Знаешь, что тебе надо сделать? Докажи всем, что ты не импотент, а просто огонь!» – «И как же мне это доказать?» – «Соберем представительную комиссию из лиц, заслуживающих доверия. Неплохо бы включить в нее папского легата, кого-нибудь из мира искусств, парочку врачей… Впрочем, подробный состав обсудим позже. Ты предстанешь перед этой авторитетной коллегией абсолютно голым. Раз – и входит обнаженная красотка. Грудь, попка, все такое. Вперед, Джованни! Оприходуй ее раза три! Да нет, двух будет вполне достаточно для удостоверения твоей полной дееспособности».

Лукреция смотрит, широко раскрыв глаза, и восклицает:

– Невероятно! Он предложил именно это? Воистину все что угодно так легко обратить в фарс! Ой, я совсем забыла спросить: ты не голоден?

– Не волнуйся. На обратном пути найду какой-нибудь трактир.

– Даже не думай! Уже темнеет, и пускаться в путь на ночь глядя неразумно. Останься переночевать, а уедешь завтра на рассвете.

– Здесь найдется для меня комната?

– Да, моя.

– Ты уверена?

– Вполне. Я не знаю, что случится дальше. Может быть, это последняя встреча. Пусть и у меня останутся приятные воспоминания о нашей жизни.

Утром Джованни вскочил на коня и отправился в Милан, где в присутствии Лодовико Моро, а также кардинала Асканио Сфорца и Чезаре Борджиа подписал бумагу о своей полной импотенции.

Завершив оформление документа, он отвел брата жены в сторонку:

– Я выполнил ваше требование. Уважь в ответ мою просьбу: оставьте Лукрецию в покое, дайте ей жить как она пожелает.

Примерно в то же время Лукреция добралась до Рима. Понтифик и два нотариуса принимают от нее письменное свидетельство о том, что брак с Джованни Сфорца никогда не был консумирован[19].

На прощание отец заключает дочь в объятия:

– Не бойся, всё в порядке, ты совершенно свободна и, я искренне надеюсь, будешь счастлива. Прошу тебя задержаться здесь на часок-другой – хочется, чтобы ты присутствовала на консистории.

– Зачем?

– Сюрприз, милая моя. Уверен, ты крайне удивишься тому, что я скажу, когда я это скажу.

– Но как я могу сидеть среди клира, ведь я все-таки женщина!

– Пройди вон в ту комнату, там хранятся платья прислуживающих мне сестер. Подбери себе что-нибудь по размеру и следуй в Гобеленовый зал. Как только ты появишься, я начну речь.

Священный кульбит

Лукреция вошла в Гобеленовый зал.

Александр VI поднялся со своего трона и с видимым усилием проговорил:

– Невозможно выразить, что творится у меня на душе после убийства старшего сына, столь богато одаренного умом и сердцем. Да и будь он иным… Что там говорить, любой отец меня поймет. Я бы отдал семь папств, лишь бы снова увидеть Хуана живым. После удара, нанесенного судьбой, я почувствовал себя не в силах больше нести невыносимое бремя высшей власти и хотел было отказаться от нее, если бы только…

В зале поднялся легкий шум, понтифик обвел всех глазами, словно пытаясь понять его причину, и продолжал:

– Если бы только не понял, что божье наказание, обрушившееся на Хуана, назначалось карой не ему, ибо мой сын не был столь грешен перед Господом, а мне. Мне, который был вознесен для того, чтобы изменить жизнь церкви к лучшему, и не сделал этого, оставив всё так, как было до меня. Урок извлечен, и отныне главной моей целью станет моральное совершенствование курии. Иначе несчастья, ниспосланные свыше, будут неисчислимы.

Итак, приступим. Доселе сохранялся обычай продажи церковной собственности, полученные же доходы впадали не в реки предписанной Писанием благотворительности, а растекалась, как всем известно, ручейками по закромам и карманам. С этой минуты подобному богопротивному безобразию, столь долго длившемуся, приходит конец. Я вновь и вновь перечитал священные тексты Евангелия, и взгляд мой остановился на эпизоде, когда Он, сделав бич из веревок, выгнал всех продающих и покупающих в храме, и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. Мы знаем, кто изгнал торговцев из храма, – так не будем же уподобляться тем, кто их туда впустил! Симония с сегодняшнего дня будет наказываться отлучением от церкви. Далее: никто из кардиналов не может управлять более чем одним епископством и получать от него превышающий шесть тысяч дукатов годовой доход[20].