Дочь профессора

— Поверьте мне, все питаются взаимными фантазиями. Эти ребятишки верят в капиталистический заговор; полиция верит в коммунистический заговор. Но история делается не заговорами. Вы это знаете не хуже меня. Она делается пришедшими в движение огромными социальными и экономическими силами, которые выбрасывают на гребень волны личность — Робеспьера, или Ленина, или Фиделя Кастро, — но и эти личности сами истории не делают. У Че Гевары была интересная идея, и идеалистически настроенная молодежь находила в ней даже некоторое подобие логики, но идея была утопичной, и поэтому Гевара неизбежно должен был погибнуть. Однако Дэнни и его друзья не извлекли никакого урока из ошибок Гевары, и, следовательно, они повторят его ошибки и либо будут убиты, либо проведут свою молодость в тюрьме — тюрьме особого рода…

И доктор Глинкман снова выразительным жестом указал на свои глаза.

— Но что же вы посоветуете им делать? — спросил Генри. — Они устали изучать различные теории государственного устройства в то время, как их собственное государство рушится у них на глазах.

— Значит, они должны идти и организовывать народ и агитировать, а потом, если возникнет революционная ситуация, в чем я сомневаюсь, но, впрочем, все возможно, тогда они должны быть наготове.

— Да, — сказал Генри. — Да, я считаю, что вы правы.

— Они и тут могут поплатиться жизнью, — сказал доктор Глинкман, — но по крайней мере они уже будут старше и будут лучше все понимать и сумеют оценить и красоту, и природу, и живопись, и улыбки женщин…

25

Когда Генри вернулся вечером домой, ему показалось, что в доме никого нет. Он отнес портфель к себе в кабинет, но, проходя через холл в гостиную, увидел Луизу — она стояла на верхней площадке лестницы.

— Привет! — сказала она, улыбаясь, и стала спускаться вниз. — Как тебе нравится мое новое платье?

На ней было длинное, до щиколоток, белое платье с яркой вышивкой по подолу и на лифе.

— Прелестное платье, — сказал Генри. — Где ты его раздобыла?

— В Бостоне. Румынское, национальное. Мама купила себе в этом же роде. Но говорит, что никогда не отважится его надеть.

Генри рассмеялся и прошел в гостиную.

— Приготовить тебе выпить? — спросила Луиза.

Генри взглянул на нее.

— Только не рассматривай это как повинность, — сказал он.

— Нет, я всегда делаю это с охотой, — войдя следом за ним в гостиную, сказала Луиза и начала смешивать коктейль. — Как обычно? — спросила она.

— Как обычно, — сказал Генри, подошел к камину и, присев на корточки, принялся его растапливать.

— Ты не возражаешь, если я тоже выпью?

— Ни в коей мере. Прошу. — Генри выпрямился и смотрел, как огонь пожирает газету и как занимаются хворостинки. — А где мама?

Луиза с двумя бокалами коктейля подошла к нему.

— Она снова поехала в Бостон. Скоро вернется.

Генри взял бокал, отхлебнул немного.

— Превосходно, — сказал он.

Луиза тоже глотнула коктейля и сделала гримасу.

— Тебе не нравится? — спросил Генри.

— Что ты! Первый сорт! — Она улыбнулась. — Хоть мне и не положено самой хвалить.

— А мне казалось, что ты не пьешь.

— Топлю в вине свои печали.

— У тебя есть печали? — с улыбкой спросил Генри. — А я-то думал, что ты безоблачно счастлива.

Луиза рассмеялась, весело и облегченно.

— Видите ли, доктор, — сказала она, — дело в том, что мой дружок уехал.

— Джулиус?

— Угу.

— Куда же он отправился?

— Предполагаю, что они с Эланом закупают оружие.

Генри нахмурился.

— Закупают оружие? Ты не шутишь?

— Так это же совсем несложно, — сказала Луиза. — В некоторых штатах можно купить даже пулеметы и ручные гранаты…

— Да, я знаю.

— Впрочем, они покупают только револьверы. — Лицо ее стало серьезно.

Генри опустился в кресло.

— Я все-таки никак не могу понять Джулиуса.

Луиза тоже уселась в кресло напротив отца.

— Чего ты не можешь понять?

— Почему он это делает?

— Он считает, что так нужно.

— Да, я знаю. Но если человек становится революционером, его обычно побуждают к этому те или иные личные мотивы… и уж особенно в тех случаях, когда его революционный пыл столь велик, что позволяет ему хладнокровно убивать.

— Ты находишь, что мы на ложном пути?

— Да, — сказал Генри, — да, я нахожу. Но если вы чувствуете, что должны это сделать, значит, вы должны это сделать, и я понимаю, что толкает на это Дэнни, и Элана, и тебя, — он поглядел на Луизу, и взгляд его, задержавшись на мгновение на ее лице, стал печален, — но побуждений Джулиуса я постичь не могу.

— Быть может, здесь все дело в том, что он мексиканец, — сказала Луиза. — Они подвергаются дискриминации.

— Он когда-нибудь жаловался тебе на это?

Луиза покачала головой:

— Нет.

— Он слишком трезво мыслит, чтобы эти чувства могли завлечь его так далеко. Он трезво мыслит и, однако, держит свои мысли при себе и предоставляет говорить Дэнни и Элану, а ведь я бы сказал, что и в практических вопросах он судит более здраво, чем они.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказала Луиза. — Он не так одержим этой идеей, как Элан и Дэнни.

— А ты?

Луиза опустила глаза на свой уже наполовину пустой бокал.