— Антонию нужно золото для ведения войны. Некоторые из его окружения предлагают вначале захватить Египет, да боятся рассердить сенаторов. Хитроумный Деллий посоветовал вначале заключить союз с Клеопатрой. Это, мол, проще. Антоний обмолвился, что он не прочь заключить с царицей союз и более тесный… Надеюсь, ты понимаешь меня? Антоний сказал: "Если это случится, я не пожалею никаких сокровищ". Тут мне и пришла в голову мысль о Пергамской библиотеке. И когда я ему намекнул об этом, он подтвердил: "И даже библиотеку". Тогда я попросил его послать меня в Александрию раньше, чем Деллия. Как частное лицо.
— Чтоб наша кобылка не взбрыкнула? Неплохая мысль, Нофри! Совсем неплохая. Если хочешь, я готов помочь тебе… Ты же знаешь, что я иногда могу воздействовать на Клеопатру…
— Ах, оставь, Дидим… Я говорю серьезно…
— И я серьезно. Разве я когда-нибудь подводил тебя?
Секст принес вино, друзья выпили, и, надкусив яблоко, племянник верховного жреца, как бы ненароком, обмолвился:
— Клеопатра пригласила меня на пир.
— Отлично! Возьми меня с собой. Ей будет приятно увидеть меня. Верно, она считает, что меня нет уже на свете…
— Вот такого-то? Не думаю.
Дидим, смутившись, почесал свою голову и поглядел на грязные ногти на руках.
— Ну так что ж… я вымоюсь в бане, постригусь, побреюсь…
Нофри засмеялся, и друзья шлепнули друг друга по правым ладоням, придя к согласию.
7. ТЫ ПРИГЛАШЕН
Ваятель Филон, о котором говорила Ирада, жил в богатой части города, в районе речного порта, с многочисленными каналами, пальмовыми и платановыми рощами и высокими многоэтажными домами.
На плоской кровле одного из таких домов располагалась под тентом его мастерская. Впрочем, этот дом принадлежал не Филону, а греку Сократу, купцу-перекупщику, торговавшему произведениями искусства по всему Средиземноморью — картинами, скульптурами, цветной вышивкой, вязаными платками, рукописями, брошами, булавками и другой мелкой всячиной, именовавшейся "александрийской роскошью". Для этого купца Филон ваял, обжигал и раскрашивал терракотовые статуэтки, которые пользовались большим спросом.
Филону нравилась его мастерская. Сверху ему открывался чудный вид на озеро, в которое по каналам из Нила вплывали папирусные лодки с высоко поднятыми носами и кормой, плоские барки под парусами и даже легкие галеры с ровными рядами весел.
Почти все свое время Филон проводил в мастерской, хотя у его отца Протелая, тоже купца, была богатая усадьба в западной части города, у старого кладбища.
Протелай не перечил Филону. Раньше он сетовал на поведение своего младшего отпрыска, предававшегося безмерному разгулу и дружеским попойкам. Теперь же — не мог нарадоваться. Протелай приписывал это помощи богов, которым безутешно молился. Он даже совершил пешее паломничество в Фивы, к святилищу Амона, чтобы бог помог сыну освободиться от влияния непутевых друзей.
Однако действительное перерождение Филона произошло не из-за молитв отца, а из-за внезапного стыда, глубокого и мучительного, который молодому человеку пришлось однажды испытать.
Это случилось в Гермонтисе, куда он отправился по случаю прибытия туда из Фив священного быка Бухиса, считавшегося земным воплощением бога Амона-Ра.
Совершенно неожиданно для Филона в этом торжестве приняла участие юная Клеопатра.
После пьяной ночи, подогретые вином, веселые молодые люди, с венками на завитых волосах, присоединились к процессии, но сопровождали не самого быка, а его мать, великую корову, родившую бога Ра, — белое, красивое животное, с крутыми высокими рогами, как у богини Исиды.
Увешанная гирляндами цветов, корова шла удивительно плавно и величественно, проявляя полное равнодушие к людскому ликованию, гортанным крикам и пронзительным звукам флейт. Одно удовольствие было на неё смотреть. Корова была божественно красива.
И вот тут, любуясь животным, Филон увидел царевну в толпе жрецов и храмовых служек.
Стройная, скромно одетая девушка поразила его своим простеньким видом. От других женщин, собственно, она ничем не отличалась: те же запястья на руках, тот же платок на голове, той же белизны длинный хитон. Лишь изящный пояс, сплетенный из золотой нити и слегка провисающий на бедрах, ещё не имевших по молодости лет той прелестной женской полноты, что так волнует мужчин, мог ещё подсказать иному человеку с большим воображением, что перед ним юное существо царского рода.
После, вспоминая первую встречу с Клеопатрой, Филон не мог понять, чем она привлекал его внимание; это было как внезапный гром или как вспышка молнии. Взглянул — и более не отводил взора от её лица, впрочем, по его убеждению, не отличающегося особой красотой. Нет, он не влюбился в нее; он слишком был избалован женщинами, чтобы вот так сразу дать волю своим чувствам, но он был пленен, пленен притягательной силой её глаз, добрым и милым выражением лица, легкой степенной поступью, — по всему было видно, что со временем эта юная девушка станет привлекательной женщиной. Однако такой юной и чистой он запомнил её навсегда.