Дочь реки

— Ну, и славно, — отозвалась другая женщина, высокая и темноволосая. С двумя толстыми — в руку — косами, что едва доставали ей до лопаток. Видно, недавняя вдова. И четырех зим еще не прошло, как мужа потеряла, и волосы еще не успели толком отрасти после того, как их состригли.

— Вы из Любшины, да? — просипела Гроза.

Комок в горле пропал, оставив после себя ядовитую горечь, что сейчас растекалась по языку. Она сглотнула жадно, стрельнув взглядом на кувшин, наверняка, полный воды. Женщина заметила это и быстро плеснула из него в кружку. Подала, разглядывая Грозу внимательно и приветливо. Сейчас только она заметила, что со второй девицей они похожи, несмотря на то, что волосы у той не темно-русые, почти до черноты, а скорее цвета мокрой сосновой коры. И веснушки щедрые по лицу: расцеловало светило, проснувшись. Только и любоваться.

— Из Любшины, — женщина вздохнула. — Там сейчас недоброе творится. Русины на нас налетели, как не рассвело еще. Благо молодуха одна ночью примчалась, предупредила старейшин.

— Приехала встрепанная, как мавка какая, — добавила, расширив глаза, вторая. — Страшно такую на порог пускать.

Вдова махнула на нее рукой, скривившись.

— Старейшины всех подняли, да все равно толком подготовиться мы не успели, — продолжила. — Ладно хоть в постелях нас не перебили всех. Наши еще устать не успели, как с реки подмога пришла, какую не ждали. А когда мы уходили, так слышали, что и со стороны Белого Дола всадники показались. А нам только ждать остается, что теперь там будет.

— Лодьи горят! — донесся еще из сеней радостный возглас. И через миг в избу влетела светловолосая девица, поддерживая падающий на плечи платок. Сразу видно: только-только из невесты женой стала, и за мужа своей молодого переживает сильно. — Лодьи русские горят!

— А ты уж и сбегать успела, — усмехнулась женщина.

— Сбегала на мыс, а как же, — кивнула молодуха, и только после взгляд на Грозу перевела. — Меня Герка зовут. А тебя как называть?

Конопатая девушка глянула осуждающе на нее: да и понятно, почему. Нашли в лесу незнакомку без чувств. Кто такая — не знают, может и ведьма, а может, и дух какой нечистый.

— Меня Грозой кличут, — ответила та, садясь на лавке. — И я на берег сошла как раз с тех стругов, что вам на подмогу по Кретчи пришли. Только вот пока шла по лесу, поплохело мне что-то. Ночь не спала толком накануне.

Вдовица покачала головой сочувственно и приняла от нее пустую кружку.

— Ну и хорошо, что мы сюда шли. Только в эту сторону спасение было. На другой берег далеко перебираться. Да нам теперь только скорей бы назад. Женщины волнуются. У всех мужья там да сыновья. А меня можешь Славуней звать. Это — Леда, — указала на дочь. — Остальные сейчас придут.

И тут только Гроза расслышала, что снаружи избы звучат другие голоса: встревоженные, приглушенные, словно печали свои женщины боялись слишком громкими словами обращать.

— Так кто же это пришел на стругах? — не унялась любопытная молодуха.

Присела рядом, заглядывая Грозе в лицо.

— Друзья ваши, — улыбнулась та.

Незачем сейчас о Рароге и ватаге его всем рассказывать. Там, коли захотят, сами о себе все поведают, как все закончится. И кольнуло в подвздошье от мысли быстрой: а как оно все обернется-то? А вдруг то видение Грозы, когда лежал у ее ног старшой лицом в воде, не дыша, не шевелясь, правдой окажется? Что если не выживет он в этой схватке: ведь как бы ни был он силен и ловок, а случается всякое.

Гроза вдруг вздохнула резко и ладони ко рту прижала, давя острую сталь страха, что под самый подбородок вонзилась. Герка так и вздрогнула даже, а веснушчатая Леда снова покосилась недобро и горшок в сторону отставила.

— Кто у тебя там? — участливо склонилась над ней вдовица. — Кого в сечу отправила?

— Отец, — пробормотала Гроза. — воевода из Белого Дола Ратибор. И…

Кто? Кто ей Рарог? И не друг, кажется: ведь как с татем дружбу водить? Но и не чужой человек: как ни крути, а вместе неблизкий путь прошли. И помогал он, и оберегал. Стало быть, друг все же?

— Неужто дочка самого воеводы? — осторожно переспросила Герка. — А мы, бывало, слыхали о тебе.

Славуня шикнула на любопытную девицу, как будто та что лишнее ляпнула. Да Гроза не стала ничего вызнавать: не до того. К сплетням она почти уже привыкла, постоянно барахтаясь в них в Волоцке. И те, что ходили в Любшине, вряд ли хуже иных.

Скоро пришли и другие женщины: не так и много, как будто только они не побоялись пойти к избе ведьмы. А вот куда другие из веси подевались, то они и сами не знали: как напала русь, так вещи похватали, какие пришлось, да ринулись прочь, сбиваясь кучками.

— Мне к Любшине ближе надо подобраться, — вновь заговорила Гроза о том, что беспокоило ее сильнее всего, не отпускало ни на миг. Когда довелось и подкрепиться, и согреться отваром горячим на земляничном листе и липовых почках.

— Надо, — согласилась Славуня, которую здесь все держали, видно, за старшую.

— Но страшно. Страшно знать…