Дочь реки

Драгица все же вышла ненадолго: видно, привлек ее нарастающий шум мужских голосов, что множились и множились поначалу во дворе, а там и в терем перенеслись. Заменил еще недавно гостевавшую тут ватагу Рарога малый хирд Уннара — и не поменялось кажется, ничего, а не по себе все же. Теперь-то уж будто чужаки сюда пришли. Стало быть, ватажников Гроза невольно за своих держать стала? Да и не только она.

— Хоть с крыши кидайся, — вздохнула Беляна, пока наставница не слышит.

Гроза уронила на колени руки с тканьем.

— С ума спятила? — возмутилась так громко, что и во дворе, верно, можно было услыхать. — Да, верно, страшно с тем, кто сердцу ближе, расставаться. Да не за чудище какое тебя замуж выдают… Может, оно и по-другому видеться будет после.

— Да много ты в том понимаешь… — огрызнулась Беляна.

Да и примолкла, видно, вспомнив, что как раз Гроза-то раньше нее добровольно согласилась женой Домаслава стать. Да только не знала, какова тому причина на самом деле. Просто чтобы никто ее не трогал хоть луну ближнюю. А там, как успокоится бдительность отца, можно уже и по-своему все поворачивать. Из острога легче уходить без опасности, что следом обязательно прибежит какой отрок, чтобы справиться, не далеко ли ушла.

— Знаю, — фыркнула Гроза. — Чем больше ты противишься, тем князь крепче за тобой смотреть будет. А еще и людей своих науськает, чтобы глаз с тебя не спускали. Тогда точно замуж пойдешь, как миленькая, которую только под мышку бери и тащи, куда хочешь.

Беляна сначала и брови сдвинула, непонимающе, а после улыбнулась, хоть и не так тепло и ясно, как она умела.

— Ты все верно говоришь, — она вновь вернулась к вышиванию. — Да как бы уже не поздно было.

— Там увидим, — Гроза подмигнула подруге, когда та мельком на нее посмотрела.

И вовремя успела, потому как скоро вернулась Драгица. Окинула взглядом девиц, которые смиренно занимались рукоделием, будто уличить в чем хотела, да ничего подозрительного не высмотрела.

— Идем в трапезную, — наконец велела она холодно. — Владивой Гневанович зовет.

Что поделать: пришлось идти. Еще издалека слышен стал шум могучих мужицких голосов, что горланили вовсю, пытаясь друг друга перекричать. Порой нельзя было разобрать слов, а значит, это варяги раздухарились. Драгица открыла дверь и пропустила девиц мимо себя. Беляна, показалось, даже на пороге споткнулась: до того ей не хотелось входить. Гроза невольно подтолкнула ее в спину. А как закрылась за женщинами дверь — мужчины все в их сторону повернулись, помалу смолкая.

Уннар встал, отряхивая с короткой светлой бороды, которая не скрывала твердую линию его подбородка, крошки. Улыбнулся, не сводя взгляда с Беляны: а до Грозы и Драгицы ему как будто дела и не было. Легонько сощурились его бледно-голубые глаза, и под ними прочертились легкие морщинки. Но его лицо не стало добродушным, сохранило присущую сыну ярла суровость, о которой много приходилось слышать. Что несмотря на молодые годы он уже успел проявить лютость в бою, заткнув за пояс многих бывалых воинов. И что поместьем на Стонфанге он управляет поровну с отцом, хоть и есть у него старший брат, который остался где-то на свейских землях.

— Здравствуй, Хвит Свалан[1], — он поклонился княжне со всем почтением.

И Беляна даже растерялась, оглянулась на Грозу, не зная, что и сказать теперь на такое душевное приветствие. Хоть и плохо знали они варяжский язык, а то, как Уннар невесту назвал — разумели.

— Здрав будь, Уннар, — все, что могла выдавить в ответ княжна.

[1] Хвит Свалан — (варяжс.) Белая Лебедь.

Они прошли к столам, где для них было приготовлено место, хоть у варягов и принято, чтобы женщины за отдельным столом трапезничали. Да тут порядки другие — и молодой варяг был, кажется, тому сильно рад. Но не уходила из его взора пытливость, с которой он Беляну разглядывал. Верно, все же дошли до него слухи о бегах нареченной, а как к тому относиться, он еще не решил.

Скоро поднесла челядинка Беляне рог, полный меда, чтобы могла она угостить им жениха из своих рук — и Уннар совсем разомлел то ли от хмеля, то ли от близости княжны, которую усадили рядом с ним. Беляна и пыталась сохранять отчужденность, да как разгорелся пир во всю силу, она уж чаще стала смотреть на варяга, чаще улыбаться ему, пусть и натянуто пока. А тот что-то все говорил ей, путая порой языки и исправляясь, чем вызывал у княжны даже смех. Наверное, нарочно так делал, потому что таких оплошностей раньше за ним не водилось.

А Гроза все ерзала на своем месте весь вечер под взглядами то отца, то Владивоя. Одинаково они жгли ее — и хотелось уйти поскорей. Скоро начали решать, когда в путь до Стонфанга все отправятся. Тогда женщины притихли совсем, только слушая. Беляна — с вновь полыхнувшим в глазах отчаянием, Драгица — с облегчением и беспокойством.

— Погостите у нас пару дней, — предложил Владивой. — Еще о многом поговорим, Уннар. И отцу будет что передать.

— Я и так долго ждал встречи с невестой, — серьезно ответил тот. — И давно уж должен был вернуться на Стонфанг.