Дочь реки

А сама-то бледна сидела, будто поплохело ей. И глазами все бегала то по лицам варягов, то по чащобе темной, сосновой, что простиралась далеко вокруг, не давая и оказии малейшей хоть что-то в ней разглядеть. Лишь самые ближние к прогалине стволы сияли, точно днем, бурой бронзой в патине мха понизу, между узловатых, длинных корней, что змеились в все стороны, выставляя колени из земли.

Гроза и хотела послушать совет. Да тут в воцарившейся тишине послышалось отчаянно хриплое мычание. Так ясно, что сомнения могли только у глухого остаться. Она снова встала и, не дожидаясь, как ее попытаются остановить, бросилась к шатру. Ее окликнули:

— Не лезь!

Зашумели озадаченные кмети, подскакивая с мест: им поручено было княжну беречь, а тут явно что-то неладное в укрытии творилось. Заклокотала озабоченно Драгица:

— Это что ж творится?

А Гроза, ловко проскочив мимо всех, кто на пути норовил встать: еще пока не уверенно, не так быстро, как надо бы — ворвалась в шатер. Да так и замерла на миг, едва ступив шаг внутрь. Беляна вывернулась из-под прижимающего ее к расстеленному на земле ковру Уннара, пока тот отвлекся на вошедшую девицу. Белые бедра княжны раскинутые в стороны, слепили глаза. Мятые подолы обеих рубах собрались на талии ее, скомканные рукой варяга. Сам он был еще одет, не успел сделать ничего больше, но намерения его были столь явственны, так сильно впивались в голову ледяными остриями, что Гроза ни о чем больше и подумать не могла. Только о том, что он, едва получив невесту, решил ее силой взять, не довезя даже до дома. Как поступил бы Владивой, узнай он?

— Выйди! — бросил Уннар, гневно сверкнув светло-голубыми, словно разбавленная морская вода, глазами. — Не твое дело!

Удержал почти высвободившуюся из его объятий Беляну, дернул назад, к себе.

Уже затопотали позади кмети. Да их, кажется, остановить хотели. Смешались оба говора в один неразборчивый гул, сквозь который только и прорывался жалобный голос Драгицы.

— Да как бы не так! — прошипела Гроза, быстро приближаясь к варягу.

Беляна снова вскрикнула, то ли от бездумного страха, то ли в слабой попытке позвать кого-то еще на помощь. Уннар глянул Грозе за спину, где уж заваривалась хорошая стычка между варягами и княжескими кметями. Послышались первые удары и даже лязг оружия.

Гроза чувствовала злость мужей, которые хотели княжну свою защитить. Чувствовала ярость хирдманнов, которые не понимали, верно, с чего вдруг те кинулись на них. А может, и сами первые поснимали топоры с поясов. Уннар поднялся с ковра и шагнул навстречу Грозе, явно собираясь выдворить ее прочь.

— Мы просто говорили, — по его губам скользнула холодная улыбка.

— Уж больно тесно говорили, — огрызнулась Гроза.

Увернулась, как он хотел схватить ее за руку. Вспыхнуло что-то в груди: то ли обида страшная, то ли страха толика. Как будто ее саму сейчас варяг оскорбил, на ее честь покусился раньше положенного. За такое и виру могут взять — или, как у северян говорится, вергельд. Уж честь своих женщин они блюдут, верно, строже? Гроза не поняла, что случилось, и как такое вышло.

Только услышала глухое:

— Иди… — как будто голосом Беляны.

Наверное, верила еще княжна, что теперь уж точно пыл Уннара остудить сумеет. Гроза не посмотрела на нее. Она взглядом вцепилась в варяга, бездумно и твердо шагнула к нему ближе — и вдруг утопла в резко расширившихся его зрачках. Хлынула внутрь сгустком злости и желания невыносимо горячего, чтобы он боль испытал. Чтобы страх его сердце хоть на миг сдавил так сильно, как было с княжной, когда он решил на нее покуситься. Что вело ее, что давало силы, она и не осознавала толком. Только чувствовала как будто прохладную ладонь на запястьи.

Уннар рухнул, словно землю у него из-под ног выдернули. Распластался кулем, точно бескостный, и глаза его светлые, но потускневшие, затопленные бездонными кружками зрачков, уставились в свод шатра неподвижно. Беляна вскрикнула звонко, прижав ладонь ко рту.

— Что ты сделала?! — едва на куски Грозе уши не порезала своим визгливым, полным самой черной паники голосом.

А той и ответить нечего было. Она присела рядом с варягом на колено, коснулась шеи его, потормошила за плечо, а после склонилась, прижавшись виском к груди. Там было тихо: не шумело дыхание, не стучало сердце. Перед взором потемнело на миг. Глухо стало в ушах, как будто воском их залепило.

— Он мертв, — проговорила Гроза, глядя перед собой и ничего не видя.

Она только что убила могучего воина, даже не притронувшись к нему. И совсем не могла понять, как это ей удалось. Навалилась вдруг на нее ледяная отупелость, когда ни единой мысли в голове и пошевелиться нельзя, с места сдвинуться. Неужто и тут кровь вилья злую шутку с ней сыграла? Чем дальше, тем хуже все становится, а предугадать она ничего не может.