Дочь Революции (СИ)

— Остерегаюсь, — и, подумав, добавил: — Надеюсь, ты довольна? Мне бы больше не хотелось затягивать… с формальностями.

Приметив в меню пару позиций, Вейнберг отложила папку и, подложив под голову руки, посмотрела собеседника. От проницательного взора не укрылись следы скальпеля и поцелуи множества тончайших игл. Едва ли восстановленное лицо сильно отличалось от прошлого… Однако при свете, искусственном и безжизненном, прослеживалась чёткая грань меж шитой человеческой плотью и силиконовыми накладками, призванными скрыть несовершенство существующих инструментов.

Получается, подумала Вилена, хирургия оказалась куда более бессильной, чем следовало ожидать.

— Приятно, что ты хотя бы попытался… — не скрыла разочарования покровительница. — Когда я просила тебя исправиться к нашей встрече, я надеялась на лучший результат. Где твоя хвалёная регенерация?

— Здоровье изменило, — вполголоса пояснил капитан и, подняв руку, на мгновение задержал её у головы. — Несущественно.

Вилена напряглась. Пока она не решалась озвучить, что лишь по причине отменного здоровья в своё время выбрала его. Вместо этого сказала:

— Сделай с этим что-нибудь, — то, что могло прозвучать требовательно, но при этом с заботой, таило в себе нотки угрозы.

— Достаточно любезностей. Что от меня требуется дальше? — Кемром коснулся оправы очков. — Я уже достал то, что ты хотела.

— Видишь ли, мы столкнулись с непредвиденными… трудностями, — расправив салфетку на коленях, обескураженно поделилась Вейнберг. — Наши прогнозистки, к сожалению, не учли распространения элегии и, в частности, что она столь скоро доберётся до Градемина. Видимо, придётся увеличить смету, и я хотела…

— Geache… — не выдержав, потрясённо вымолвил гард. Глаза жрицы недобро сузились, когда она услышала родной язык из его уст. — Теперь ты это так называешь?

— С каких пор тебя смущают смерти людей? — сохраняя невозмутимость, встречным вопросом парировала собеседница, и уголки её рта нервно дёрнулись. — На тебя это не похоже. Скольких сердец ты касался?

— Я не трогаю тех, — напомнил мужчина, проведя перед собой ребром ладони, — чьи руки не запятнаны оружием, а ты намерена похоронить весь город! Опять…

— Возможно, для кого-то это и послужит оправданием… но я не одна, Тони. Не мои руки омыты кровью, и не я пытаюсь их отмыть. Хочу тебе напомнить, что не я отправила «Осколу» в Синекам. Первоначальный план подразумевал, что ты доставишь «Панацею» сразу в Градемин, без «клинических испытаний» заграницей… — Вейнберг перешла на шёпот. Когда она говорила, Кемром не смотрел на неё. Вместо этого он, поникнув, обессиленно сжал кулак. — Но в одном ты прав: тебе не нужно трогать, чтобы убить. У тебя было средство, созданное твоими врагами, и ты воспользовался им, вернул его в лоно. Не кори себя и помни, что только резонанс рождает истину. Мы строители нового мира, Тони: тела — это только материал.

Неспеша обдумав всё сказанное ранее, капитан заметил:

— С тем же успехом и ты — всего лишь расходник. Не боишься, что сама окажешься на дне котлована?

— Я уже там, — невозмутимо. — Насколько целесообразно выступать против снега или дождя? Воевать с ветряными мельницами? Люди ошибочно полагают, что мы существуем, чтобы поднимать деми и служить им, но это не так.

— Потому что они и без вас прекрасно поднимаются?.. Не трогали бы вы этот мир. Даже в Красмор поняли, что больше из него не выжать.

— Ты бессмертен… и ты боишься… Чего? — Вилена потянулась к нему всем телом. Кончиками пальцев коснулась искусственного лица и замерла в опасной близости от глаз. Если бы она сняла его очки… — Чего следует бояться мне?

— Парада, — свистящим шёпотом отвечал Кемром. — Не делай того, о чём пожалеешь. Шаг за шагом вы приближаете его воскресение. Какой бы цели вы ни преследовали, никто не переживёт суд Парада.

— Мы не жалкие демиборцы, Антон, — уколола его Вейнберг. — С нами Каорельдер. Третий звон колокола не просто сделает нас бессмертными, но и вернёт из посмертия безвременно ушедших… Джестерхейл вернётся и поведёт нас к миру, где править будут не против деми, а вместе с ними.

— Неужели ты и впрямь веришь, что с деми можно найти общий язык?

— Только неофиты верят, что Джестерхейл самостоятельно придумал литеры.

Кемром вскинул бровь. Несомненно, он слышал, что в научных кругах ВАД уже давно велись споры о происхождении литер Хейла. Историки, лингвисты и даже биографы Опустошённого в массе своей склонялись к тому, что используемые в жреческих да провидческих средах литеры происходили от одного из праязыков, и Джестерхейл, в свою очередь, не создал их, а просто открыл. Как тайное знание, что прежде было скрыто от людей.

— И вам для этого нужен Джестерхейл… — обескураженно повторил Кемром. — Почему именно он?