Дочь снегов. Сила сильных

Тропинка спускалась по крутому болотистому склону к берегу реки. Тощая сосенка была перекинута над кипящей пеной и, изгибаясь посредине, касалась воды. Течение ударялось о суживающийся к верхушке ствол и ритмически раскачивало его; ноги нагруженных пешеходов содрали с дерева кору, а вода окончательно отполировала его. Этот шаткий мост тянулся на восемьдесят футов, на каждом шагу угрожая гибелью переправлявшимся золотоискателям. Фрона ступила на него, почувствовала, как он колеблется под ее ногами, услышала рев воды, увидела бешеное течение и отшатнулась. Она развязала шнурки ботинок и стала с преувеличенным старанием завязывать их. В это время из лесу показалась толпа индейцев, направлявшихся по болотистой полосе к реке. Трое или четверо мужчин шли впереди, за ними следовало много женщин, сгибавшихся под тяжестью объемистых тюков, а сзади тащились дети, нагруженные сообразно своему возрасту, и с полдюжины собак, с трудом тянувших, высунув язык, свою поклажу.

Мужчины искоса посмотрели на нее, и один из них сказал что-то вполголоса. Фрона не расслышала что именно, но хихиканье, раздавшееся вслед за этим, заставило ее покраснеть до корней волос и сказало ей гораздо больше, чем сделали бы это слова. Лицо ее горело, она чувствовала себя униженной в собственных глазах, но продолжала делать вид, будто ничего не замечает. Вожак группы отступил в сторону, а все остальные, поодиночке, строго соблюдая очередь, стали переправляться на другой берег.

На середине сосны, там, где ствол касался воды, тяжесть их тел и тюков пригибала его еще ниже, и ноги людей по самую щиколотку погружались в холодный быстрый поток. Но даже маленькие дети без малейшего колебания прошли по стволу, а за ними то же самое проделали упиравшиеся и визжавшие собаки, которых понукал индеец, замыкавший шествие. Когда последнее животное очутилось на другом берегу, он обернулся к Фроне.

— Там проезжий дорога, — сказал он, указывая в сторону горы, — твой лучше ходил проезжий дорога. Много дальше, много лучше.

Но она отрицательно покачала головой и подождала, пока он не переправится на другой берег. Ибо она чувствовала, что тут задета не только ее личная гордость, но и гордость всей ее расы, и эта последняя говорила в ней настолько сильнее страха, насколько сама раса значила больше, чем ее личность. Итак, она поставила ногу на ствол и под взглядами людей чужой расы прошла через белую клокочущую пену.

На краю тропы Фрона увидела человека, который сидел и плакал. Его нескладно увязанный тюк валялся на земле. Одна нога была раздута и девушка заметила, что она окровавлена и сильно распухла.

— В чем дело? — спросила она, останавливаясь перед ним.

Он взглянул сперва на нее, затем вниз, в мрачное ущелье, где река Дайя серебряной лентой прорезала суровую мглу. Слезы все еще застилали его глаза, он всхлипывал.

— Ну, в чем же дело? — повторила она. — Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

— Нет, — ответил он, — чем же? Ноги мои изранены, спина отказывается служить, и сам я окончательно выбился из сил. Чем же вы можете тут помочь?

— Ну, — рассудительно ответила Фрона, — уверяю вас, что дело могло бы обстоять хуже. Подумайте о тех, кто только что высадился на берег. Им придется затратить десять дней, а то и две недели, чтобы дотащить свой багаж до того места, где мы находимся сейчас.

— Но мои товарищи бросили меня и ушли, — простонал он, как бы взывая к ее сочувствию. — Я остался один и чувствую, что не способен сделать ни одного шага дальше. Подумайте только! Ведь у меня жена и дети. Я оставил их там, в Штатах. О, если бы они увидели меня в этом состоянии. Я не могу вернуться к ним, я не в силах двинуться дальше. Это безнадежно! Я не вынесу такой каторжной жизни. Для нее надо родиться битюгом, а не человеком. Я умру, наверное умру, если стану так надрываться. О, что мне делать, что мне делать?

— Почему же ваши товарищи бросили вас?

— Потому что я оказался слабее их, потому что я не мог переносить таких тяжестей и делать такие переходы, как они. Они высмеяли меня и бросили здесь.

— Вам никогда не приходилось делать подобных вещей раньше?

— Н-нет.

— Вы выглядите здоровым и крепким. Сколько в вас весу, сто шестьдесят пять фунтов, должно быть?

— Сто семьдесят, — уточнил он.

— С виду не скажешь, чтобы вы когда-нибудь сильно хворали. Надеюсь, вы не страдаете каким-нибудь физическим недостатком?

— Н-нет.

— А кто ваши товарищи? Старатели?

— Никогда в жизни не занимались этим делом. Я служил с ними на одном предприятии. Вот потому-то мне так и обидно, понимаете ли. Столько лет мы знаем друг друга, и так бросить меня и уйти, потому что я оказался слабее их!