Дочь Сталина

Но Светлана по-прежнему не понимала его беспокойства, все шло странно и неправдоподобно успешно — для начала. Ее пресс-конференция в отеле «Плаза» прошла благополучно. Перед кинокамерами Светлана держалась просто и естественно, по общему мнению, очень хорошо владела собой. Сообщила журналистам, что решила порвать со своим прошлым и начать новую жизнь, что вскоре собирается начать новую книгу, где постарается объяснить, почему не может вернуться на Родину. Самым щекотливым и неприятным был вопрос о детях. «Жизнь моих детей не изменится, они уже достаточно взрослые», — ответила Светлана.

Вечером она смотрела свою пресс-конференцию по телевизору и не могла поверить, что эта передача транслируется сейчас во всех странах Европы. Ее не покидало чувство нереальности происходящего, но на душе было все так же легко и хорошо, как в день приезда. Правда, репортеры по-прежнему дежурили у ворот дома, допрашивали садовника и повара, ловили Светлану в магазине за примеркой обуви. Но она все же надеялась, что суматоха, вызванная ее приездом, схлынет и скоро ее оставят в покое.

А между тем главные испытания только приближались. Кеннан тревожился не напрасно. «Он слишком хорошо понимал Советский Союз и его возможные реакции. Он прекрасно знал свою страну. И еще — он понимал человеческую натуру и боялся, что после опьянения счастьем первых дней наступит горькое похмелье» («Только один год»),

Знакомство с «Миром свободы»

Все, что последовало за первыми счастливыми днями в Америке, сама Светлана называла «смятением». Она уже начинала уставать от суеты и многолюдья: каждые полчаса приносили корзины с цветами, кипы писем, которые она не успевала читать. Писали частные лица — доброжелатели и ругатели, общественные и религиозные организации, женские клубы, университеты и колледжи. Ее приглашали читать лекции о Советском Союзе, рассказывать о том, как она пришла к Богу, как живут женщины в ее стране.

Светлана была в отчаянии. Она не привыкла быть на виду, не привыкла к такому ажиотажу вокруг своей персоны. Ее вовсе не прельщала должность странствующего лектора «по советским проблемам». И она не представляла, как можно вещать с экрана телевизора о своих религиозных чувствах. Все были с ней доброжелательны, гостеприимны, но она отказывалась от приглашений. Светлане хотелось писать новую книгу. Общественная деятельность — не ее амплуа. Она уже начинала чувствовать какое-то мягкое, но навязчивое насилие над своей волей, и требовалось немалое мужество, чтобы устоять и продолжать быть самой собой, а не тем, кем хотели ее видеть.

Усугубило ее усталость и смятение письмо сына, полученное в это время. «Это был нож в самое сердце, — вспоминала Светлана. — Он почувствовал себя преданным, оставленным, — себя, Катю, Лену».