Дочь священника

Две ушлые мегеры торговались не одну неделю, прежде чем ударить по рукам, и миссис Криви в итоге уломала мисс Оллкок с пятнадцати процентов до двенадцати с половиной. А кроме того, она решила вытурить мисс Оллкок, едва почувствует, что трое новых учениц в ее власти. Мисс Оллкок, со своей стороны, намеревалась начать «вербовку» учениц миссис Криви, едва проникнет в ее школу.

Решив избавиться от Дороти, миссис Криви озаботилась в первую очередь тем, чтобы та ничего не заподозрила. Старая директриса, гордившаяся своим знанием человеческой натуры, не сомневалась, что иначе Дороти начнет «вербовать» ее учениц или, во всяком случае, палец о палец не ударит до конца четверти. Чтобы усыпить бдительности Дороти, миссис Криви не пожалела мармелада и не скупилась на улыбки и прочие знаки внимания. Любая учительница на месте Дороти, имеющая опыт в таких делах, начала бы присматривать себе новое место, как только миссис Криви предложила ей мармелад.

Уже через полчаса после того, как миссис Криви ее рассчитала, Дороти вышла за ворота с сумкой. Было четвертое апреля, яркий холодный день, небо – голубое, точно яйца завирушки; холодный ветер – по-весеннему задиристый – налетал на Дороти, бросая в лицо сухую, колючую пыль. Закрыв за собой калитку, она медленно пошла в сторону вокзала.

Багаж она оставила у миссис Криви и сказала, что сообщит потом, куда прислать, и миссис Криви тут же потребовала пять шиллингов за хлопоты. Так что у Дороти осталось пять фунтов пятнадцать шиллингов, и она могла рассчитывать продержаться три недели при должной экономии. Она очень смутно представляла, что будет делать, кроме того, что доберется до Лондона и найдет подходящее жилье. Когда первая паника улеглась, она решила, что все не так уж безнадежно. Первое время, несомненно, можно будет рассчитывать на помощь от отца, а в худшем случае (хотя мысль об этом ей претила) она сможет снова обратиться к кузену. И вообще, она наверняка устроится в какую-нибудь задрипанную школу. На ее стороне были молодость, правильное произношение и готовность вкалывать за гроши – таких работниц еще поискать. По всей вероятности, все у нее получится. Но для начала – в этом она не сомневалась – ее ожидало трудное время: суматоха, неопределенность и, может быть, голод.

Часть пятая

1

Однако все повернулось иначе. Не прошла Дороти и пяти ярдов от калитки, как навстречу ей показался доставщик телеграмм на велосипеде – он свистел и высматривал названия домов на воротах. Увидев слова «Рингвуд-хауз», он развернулся, поставил велосипед у бордюра и шагнул к Дороти.

– Тута живет мисс Милл-боро? – сказал он, махнув головой в сторону «Рингвуд-хауза».

– Да. Это я мисс Миллборо.

– Ну-кось, телеграмма вам, – сказал мальчик, снимая с ремня оранжевый конверт.

Дороти поставила сумку. Ее снова стала бить дрожь. И она не могла понять, от радости или от страха – в уме у нее почти одновременно вспыхнули две догадки.

«Это какие-то добрые вести! Отец серьезно болен!»

Она надорвала конверт и увидела телеграмму на двух страницах и стала читать, но смысл никак не укладывался у нее в голове.

«Радуйтесь зпт праведные зпт о господе восклицательный знак прекрасные новости восклицательный знак ваша репутация абсолютно восстановлена тчк миссис сэмприлл упала в яму зпт которую вырыла тчк иск о клевете тчк никто больше ей не верит тчк ваш отец хочет зпт чтобы вы немедленно вернулись тчк я сам еду в город и могу захватить вас тчк скоро буду тчк дождитесь меня тчк громким ударом в кимвалы восславьте его восклицательный знак море любви тчк».

На подпись можно было не смотреть – это мог быть только мистер Уорбертон. Дороти охватила такая слабость, что она едва держалась на ногах. Мальчик что-то спрашивал у нее, но она почти не слышала его.

– Ответ будет? – спрашивал он третий, если не четвертый раз.

– Не сегодня, спасибо, – сказала Дороти рассеянно.

Мальчик оседлал велосипед и покатил дальше, свистя громче прежнего, словно в обиду на Дороти, не давшую ему на чай. Но ей было не до него. Единственное, что она ясно поняла из телеграммы, это слова: «ваш отец хочет, чтобы вы немедленно вернулись». Это ее совершенно ошеломило. Она не помнила, сколько простояла на тротуаре, пока к ней не приблизилось такси с мистером Уорбертоном. Увидев Дороти, он велел таксисту остановиться, выпрыгнул и подбежал к ней, сияя.

– Привет! – воскликнул он, беря ее за обе руки и привлекая к себе псевдоотеческим жестом. – Ну, как дела? Но, боже правый, как вы похудели! Я все ваши ребрышки чувствую. Где эта ваша школа?

Дороти, в тисках его объятий, повернулась и кивнула в сторону темных окон «Рингвуд-хауза».

– Как! Тот дом? Божечки, ну и дыра! А что с вашим багажом?

– Он там. Я оставила деньги, чтобы мне его прислали. Думаю, все будет в порядке.

– О, ерунда! Зачем платить? Возьмем с собой. Положим на крышу такси.

– Нет-нет! Пусть пришлют. Я не смею туда вернуться. Миссис Криви ужасно рассердится.

– Миссис Криви? Что еще за миссис Криви?

– Директриса – во всяком случае, владелица школы.