Дочь священника

Мисс Бивер была упитанной чопорной дамочкой с костистым лицом и красноватым носом, а семенящая походка дополняла ее сходство с цесаркой. За двадцать лет каторжного труда она заслужила доход в четыре фунта в неделю и привилегию «жить на воле», что освобождало ее от обязанности укладывать пансионеров спать. Жила она в меблирашке типа спальня-гостиная и время от времени приглашала в гости Дороти, когда у обеих выдавался свободный вечер. Как же Дороти ждала этих вечеров! Но случались они нечасто, поскольку домохозяйка мисс Бивер «не одобряла гостей», несмотря на то что весь их досуг состоял в решении кроссвордов и рассматривании фотографий мисс Бивер из поездки в Тироль; поездка эта, предпринятая в 1913 году, была кульминацией и отрадой всей ее жизни. И все же как много значило для Дороти сидеть и говорить с кем-то по душам, за чаем, заваренным покрепче, чем у миссис Криви! У мисс Бивер была спиртовка в лакированном дорожном чемоданчике (этот чемоданчик сопровождал ее в той незабвенной поездке в Тироль), на которой она заваривала чай, черный, точно деготь, и за день выпивала не меньше ведра. Она призналась Дороти, что всегда брала в школу термос и пила горячий чай на перемене и после обеда. Дороти начала понимать, что всем учительницам третьесортных школ уготована одна из двух дорог: по одной из них – в работный дом – отправилась, ведомая виски, мисс Стронг; по другой – к достойной смерти в доме престарелых – направлялась, ведомая крепким чаем, мисс Бивер.

По правде говоря, мисс Бивер была женщиной недалекой. Для Дороти она служила воплощением принципа memento mori, а точнее, memento senescere[142]. Казалось, душа ее ссыхалась год за годом, пока не уподобилась высохшему мылу в давно забытой мыльнице. И вот она уже довольствовалась жизнью в спальне-гостиной, под непрестанным гнетом домохозяйки, и эффективно трамбовала детские мозги «коммерческой географией». Но Дороти очень привязалась к мисс Бивер и ждала, как оазисов в пустыне, редких вечеров, что они проводили в ее комнатушке, решая кроссворды и попивая крепкий горячий чай.

Она была рада, когда началась весенняя четверть – до того ей надоело одиночество каникул. А кроме того, девочки стали вести себя заметно лучше – больше они не вынуждали ее прибегать к насилию. Она поняла, что с детьми легче сладить, если с самого начала быть с ними построже. В прошлую четверть девочки распустились потому, что она изначально относилась к ним по-человечески, а потом, когда ей пришлось прекратить интересные уроки, они взбунтовались. Но если твоя обязанность – учить их всякой чуши, не нужно относиться к ним как к людям. К ним нужно относиться как к животным – не убеждать, а принуждать. А главное, нужно давать им понять, что бунтовать – больнее, чем подчиняться. Может, такое обращение не слишком им полезно, но зато понятно и эффективно.

Дороти усвоила зловещее искусство школьного преподавания. Она научилась включать безразличие в ответ на нескончаемую скуку, экономя нервную энергию, научилась безжалостной бдительности и горделивой радости за грамотно выполненную галиматью. Незаметно для себя она как-то посуровела и заматерела. Взгляд ее утратил прежнее полудетское выражение, а лицо сделалось тоньше и нос словно вытянулся. В ней стала проглядывать типичная училка – не хватало только пенсне. Но она пока не поддавалась цинизму. Она все еще понимала, что эти дети – жертвы надувательства, и все еще стремилась, по возможности, сделать что-то для них. Пусть она их угнетала и вдалбливала им в головы чушь, но тому была причина – ей во что бы то ни стало нужно было сохранить работу.

В новой четверти класс почти не шумел. Миссис Криви, как ни хотелось ей показать свою власть, редко находила повод стучать в стену шваброй. Однажды за завтраком она смерила Дороти пристальным взглядом, словно пытаясь принять важное решение, а затем подвинула к ней блюдо с мармеладом.

– Хотите, мисс Миллборо, мармелад берите, – сказала она почти приветливо.

Впервые с тех пор, как пришла в «Рингвуд-хауз», Дороти отведала мармелада. И слегка зарделась.

«Значит, она сознает, – вспыхнуло у нее в уме, – что я старалась для нее на пределе сил».