Дочь того самого Джойса

Прости меня, баббо, но я не вернусь в Пасси и не стану жить с тобой и с мамой. Там слишком тесно и грязно, и мне нужно пожить вдали от вас. Я знаю, тебе и маме это будет тяжело, но я должна это сделать. Возможно, я на некоторое время останусь у мистера и миссис Леон, пока не найду себе квартиру. Я хочу выбрать собственную мебель и сама покупать себе одежду. В июле мне исполнится двадцать пять, и, как ты знаешь, к этому времени я твердо намерена выйти замуж!

И в любом случае ты хихикаешь по ночам, когда работаешь над своей книгой, и я не могу спать. Думаю, ты согласишься, как важен сейчас для моего здоровья хороший отдых.

Приезжай и забери меня так скоро, как только сможешь.

Твоя любимая bella bambina

Лючия».

Глава 21

Март 1932 года

Париж

Итак, я должна была выйти замуж за Алекса Понизовского. Беглого русского еврея. Шурина раба баббо, Пола Леона. Брата Люси Леон. Человека, который в течение нескольких лет учил баббо русскому, когда мы жили на Робьяк-сквер. Он учился в Кембридже, и у него была степень по экономике. И хорошая, надежная работа во Франко-американском банке. Он был очарователен. Добр. Умен. Близкий знакомый Джорджо и Хелен. Друг и родственник Пегги Гуггенхайм. И Хейзел Гуггенхайм.

Все было устроено. Мне даже полагалось приданое. Празднование помолвки должно было состояться в ресторане «Друан» на пляс Гайон. Все одобряли этот брак. Он нравился матери, и она считала, что я наконец-то нашла достойного меня мужчину. Баббо он тоже нравился. Многочисленные «льстецы» были счастливы, что я справилась с небольшим нервным кризом и выхожу замуж, а стало быть, оставляю баббо в покое, чтобы он мог закончить свой шедевр. Хелен также была взволнована и прислала мне поздравительную телеграмму с юга Франции, где она, Джорджо и их ребенок в данный момент отдыхали.

Только один человек не одобрял всей этой затеи. Когда баббо телеграфировал Джорджо и Хелен, чтобы сообщить им новости, Джорджо первым же поездом примчался в Париж и направился прямо в квартиру в Пасси, где сильно поругался с баббо. Позже мать говорила мне, что Джорджо кричал, что мне нельзя разрешать выходить замуж за Алекса и что меня нужно держать под замком, как и всех сумасшедших.

Когда Киттен сказала мне, что Сэнди Колдер возвратился в Париж и живет в своей старой студии с молодой женой, я осталась совершенно спокойна. Я тихо сидела на диване миссис Леон с идеальной обивкой, умиротворенно сложив руки на коленях, не швыряла стулья, не проявляла никаких признаков гнева или безумия. Я лишь взглянула на Киттен и спросила:

– Она носит мои серьги и мою брошь?

– М-м-м… возможно. Я не знаю. Я не встречалась с ней лично. – Киттен нахмурилась и отвернулась.

– Я буду молиться, чтобы нигде с ним не столкнуться. – Я не говорила Киттен, что теперь часто захожу в церковь, незаметно проскальзываю через огромные, изукрашенные резьбой двери, под покровом темноты становлюсь на колени, на холодный каменный пол, и молюсь о чудовище внутри – о том, чтобы Она умерла, чтобы Ее убили, какой бы кровавой ни оказалась казнь.

– По крайней мере, у тебя теперь есть Алекс. Кажется, он чудесный во всех отношениях.

– Да, слава богу, у меня есть Алекс.

– И как только выйдешь замуж, ты почувствуешь себя самой собой.

– Собой? – Я сдвинула брови, неуверенная, кто теперь «я». И ощутила шевеление в животе – как будто Она снова проснулась, стряхнула с себя летаргический сон, злясь на меня за мою неуверенность.

– Ты будешь миссис Алекс Понизовский, – весело добавила Киттен. – И может быть, мы снова сможем танцевать.

– Снова сможем танцевать? – эхом отозвалась я. Но как только слова Киттен проникли в мое сознание, мое тело вдруг наполнилось легкостью. Моя кровь, такая густая и тяжелая, словно превратилась в воздух. – Ты хочешь сказать, открыть танцевальную школу?

– Почему бы и нет? Мы будем более устроены, когда выйдем замуж. И у нас еще останется время до того, как родятся дети.

– Да! – воскликнула я. – Да! – И, сжав руки Киттен в своих, я услышала, как Она мрачно ползет обратно в клетку, звеня цепями.

– Как только разберемся со свадьбами, составим план. Ты помнишь все эти движения Маргарет Моррис? Некоторые были ужасно сложными! А уроки у месье Берлина! Как он на нас кричал! Какой же он был смешной, правда?

Я спрыгнула на пол и поднялась на мыски. Помню ли я? Могу ли я снова танцевать? Я начала кружиться, медленно и сосредоточенно, выгнув спину, раскинув руки – так, как любил баббо. Мои одеревеневшие руки и ноги снова обрели гибкость, окостенелость в суставах исчезла.

– Ты все еще так прекрасно двигаешься, Лючия. – Киттен пригладила акрошкеры кончиками пальцев и окинула меня одобрительным взглядом. – Пообещай мне, что больше не бросишь танцы!

– Обещаю! – громко сказала я, заглушая тихое рычание чудовища. Я вытянула шею, подняла руки над головой, раздвинула пальцы и грациозно подняла правую ногу. Киттен права. Почему бы мне снова не начать танцевать? Да, как только я уйду из дома, я начну танцевать!