Дочь того самого Джойса

– Да, мне это известно, – немного резко бросила Киттен. – Она-то знает, что делает, но знаешь ли ты? Все твердят, что у тебя талант к танцу, но к ритмическому, современному танцу. А это совсем другое. – Киттен покачала головой и сжала губы, словно вела себя как совершенная дурочка.

Я объяснила ей, что сейчас похожа на прекрасное здание без твердого фундамента. Без основы. И показала в окно, на Эйфелеву башню, чтобы проиллюстрировать, что я имею в виду.

– Господи! – Киттен вскинула голову. – Ты хоть представляешь себе, сколько тебе придется работать? Она будет выжимать тебя до седьмого пота. Ты представляешь эти часы и часы занятий?

Меня поразило какое-то недоброе отношение Киттен. Она продолжала размешивать чай, с силой царапая по дну чашки ложечкой, как будто пыталась найти там подтверждение своей точке зрения.

– А что говорят твои родители?

– О, им все равно. Сейчас они заняты совсем другими проблемами. У баббо выходит сборник эссе, а мама готовит для него большое путешествие. Или, как раба, прислуживает Джордже Думаю, они довольны, что я стану меньше путаться у них под ногами. И в любом случае уже слишком поздно. Я сказала Мадике, что в этом году заниматься с ней не буду. И она полагает, что это хорошая мысль. Она предложила снова взять меня после года обучения классическому балету.

– У тебя что, был момент прозрения? Момент Кассандры? Поэтому ты так тверда и уверена, что ступаешь на правильный путь?

– Нет, – ответила я, играя ожерельем. Мне не хотелось рассказывать Киттен о том странном сне с деревом и могилой, особенно теперь, когда она была так враждебно настроена. Она, скорее всего, истолкует все совсем наоборот и скажет, что гроб означает смерть для меня, если я займусь балетом.

– Что ж… мне думается, что это ошибка. Прости, но так я считаю. – Киттен вынула ложечку из чая и аккуратно положила ее на блюдце. Воцарилась тишина. Через несколько минут Киттен продолжила: – Но я – твоя подруга, и поэтому поддержу тебя во всем, что бы ты ни задумала. А как же наша труппа? Ты будешь продолжать танцевать с нами?

– Хотела бы я, чтобы это было так, но не могу ничего обещать. Мадам Егорова крайне доходчиво объяснила, чего она от меня ожидает. – К концу фразы мой голос почти утих – мне вспомнилась встреча с мадам, ее темные блестящие глаза, похожие на отполированную гальку, волосы, собранные в такой тугой пучок, что, казалось, было видно, как натянулась кожа у нее на голове. Она потребовала «не менее шести часов занятий в день, каждый день, здесь, в моей студии». Я не дрогнула. Я танцевала уже шесть лет, часто по многу часов в день. Сверкая глазами, мадам говорила о том, что я должна «подчинить себе свое тело» и быть готовой к тому, чтобы «заставить его превзойти свои физические возможности». Не менее пяти раз она упомянула слово «дисциплина». Ничего из этого я решила Киттен не пересказывать.

– Ты видела там Зельду Фицджеральд? – с любопытством спросила Киттен. – Ты с ней познакомилась?

Миссис Фицджеральд была известна своим американским «шиком» и бурным браком с американским писателем. В ее жизни всегда находилось что-то, о чем можно было посплетничать, и Киттен, будучи сама американкой, всегда знала последние новости.

– Мадам говорила, что с ней занимается миссис Фицджеральд. – Я задумалась, припоминая, что я знаю о Фицджеральдах. – Кажется, один раз они ужинали с моими родителями. А, да… мистер Фицджеральд пытался выброситься из окна. Я думаю, они оба немного сумасшедшие. Это правда? Они слегка ку-ку? Я не читала ни одной из его книг – совсем нет времени на чтение! Я слишком занята танцами. Как бы там ни было, она гораздо старше меня, но мадам не думает, что это проблема. – Я сделала большой глоток чая, приготовившись к новому кругу вопросов и осуждающих реплик Киттен.

– Как я слышала, она танцует по восемь часов в день и совершенно на этом помешалась. Ма рассказывала, что она была прекрасной балериной в детстве, еще в Алабаме. – Киттен многозначительно взглянула на меня. – А ты когда-нибудь занималась балетом?

– Ты же знаешь, что нет, – ответила я. – И ты сказала, что поддержишь меня в любом моем начинании.

– Я просто думаю, что ты больше гимнастка, акробатка. Прости, дорогая. – Киттен потянулась ко мне и обняла. – Я уверена, у тебя прекрасно получится все, что бы ты ни задумала. Я не такая храбрая, как ты, во мне нет этого духа приключений. – Она подавила вздох и продолжила: – Кстати, о приключениях… Как продвигается твой роман?

– О, Киттен. – Я сжала ее руки. – Ведь это Беккет придал мне сил все изменить.

– Он считает, что тебе необходимо сделаться балериной? – Брови Киттен поползли вверх, до самой челки.