Дочь того самого Джойса

– Это всего лишь старый приятель. – Я взяла со стола перчатки и стала их натягивать. К моему чувству счастья теперь примешалась неприятная доля вины. Бедный Эмиль! Каким печальным он выглядел! Я подумала, не стоит ли мне обнять Беккета или упасть ему на грудь. Но неповторимый, единственный в мире момент прошел. Баббо, стоя у двери, махал тростью, а я все еще видела грустное лицо несчастного Эмиля.

Когда мы вышли на улицу, Беккет нежно дотронулся до моей руки и сказал:

– Я с нетерпением жду наших уроков танцев. Спокойной ночи, танцующая русалка.

И я снова поняла, что совершенно потеряла голову.

На следующее утро я проснулась поздно, с гудящей от выпитого накануне шампанского головой. Почти сразу же мне вспомнился гром аплодисментов, крики бушующей толпы, и я улыбнулась и, как кошка, потянулась под одеялом. А потом… потом был разговор с Беккетом в ресторане, его рука в моей, его восхищенный взгляд, который обнимал все мое тело, попытка поцеловать меня и его прощальные слова – нежные и очень интимные. Я вспомнила и нашу беседу с Мадикой, ее предложение заниматься со мной и подготовить меня к следующему Международному фестивалю танца. А затем ее вопрос – обучалась ли я классическому балету. И будто маленькая тучка появилась в ярком летнем небе.

Но через несколько минут это темное облачко развеялось. Мое будущее предстало передо мной яснее ясного. Ну конечно! Почему я не понимала этого раньше? Ее слова означали, что я сейчас – словно здание с неустойчивым фундаментом. Возможно, не совсем так, но очевидно, что подразумевала она именно это. Мой «фундамент», моя основа были не на месте. А без настоящей крепкой основы из меня ничего не получится. Я буду как дерево без корней, которое может в любую секунду унести ветер.

Когда перед моим внутренним взором возник образ дерева без корней, я вспомнила, что приснилось мне ночью. Каштан под черным, бушующим небом. Его яростно раскачивающиеся ветки. Скрюченные, выпирающие из земли корни, оплетающие одинокую безымянную могилу. Я насторожилась. Стоит ли считать это дурным предзнаменованием? Знаком, что мне требуются более глубокие корни? Тогда я не придала этому видению большого значения. Это был даже не сон, а маленький кусочек сна. Неясный, прерывистый, без присущей моим вещим грезам выпуклости и ярких цветов. Но теперь я осознала, что этот обрывок сна все же хотел мне что-то сказать. Возможно, что, не имея корней, я могу умереть? Так ли это? Была ли эта жутковатая привидевшаяся мне картинка знамением, что мой дух может погибнуть, если якорем моим танцам не станет классический балет?

Я выпрыгнула из постели, набросила на себя тунику для танцев, наскоро провела щеткой по волосам и побежала к двери. Я пролетела пять лестничных маршей, вынеслась на Робьяк-сквер и побежала вниз по рю де Гренель. Мимо консьержей, на коленях оттирающих ступеньки, мимо мясников и булочников, расправляющих навесы над своими лавочками, мимо толстого торговца рыбой, выкладывающего из деревянных ящиков скользких угрей, мимо официантов в белых передниках, расставляющих стулья на тротуарах, мимо маленького пыльного магазинчика, где я купила свои первые балетные туфли. Я неслась, не останавливаясь, всю дорогу до Сены. Велосипедисты сердито сигналили мне, машины гудели и тормозили, жандарм в шлеме засвистел в свой свисток, вспугнутая мной стая голубей поднялась в воздух. Но я все бежала. Вдоль набережной Сены, мимо торговцев книгами, устанавливающих свои лотки, мимо тележек с цветами, издававшими густой запах гиацинтов, мимо продавцов птиц с их заточенными в клетки попугаями, которые хлопали крыльями и пронзительно вскрикивали.

Я не замедлила шаг, пока не оказалась на рю де Севр. Там я остановилась, оправила платье и отерла пот со лба. Мне было прекрасно известно, где находится ее академия, и, хотя время уроков еще не наступило, я достаточно хорошо знала мадам Егорову и была уверена, что она уже там. Готовится к занятиям, прибирает студию, вытирает платком зеркала. Я толкнула дверь, поднялась по ступенькам – студия располагалась на самом верху. Вот она! Лучшее место во Франции, где можно стать балериной! Мадам Егорова стояла перед зеркалом и собирала волосы в узел.

– Что ты собираешься сделать? – переспросила Киттен, не скрывая изумления.

– Заниматься классическим балетом, – повторила я и пододвинула к ней чашку с чаем.

– Значит, ты не будешь заниматься с Мадикой?

– Нет. Сначала мне необходимо овладеть основами. Именно Мадика и заставила меня это понять. – Все было так ясно, и я не могла уразуметь, почему Киттен так глупит.

– Но это же самое делает Зельда Фицджеральд. Должно быть, ты слышала, что о ней говорят? И ты не думаешь, что уже слишком… стара для этого? – Киттен уронила в чашку кубик сахара и стала его размешивать, наблюдая за мной из-под ресниц.

– Конечно, я не слишком старая! Я намного моложе, чем миссис Фицджеральд. Мадам Егорова танцевала в «Русском балете», с Нижинским, при Дягилеве – она знает, что делает.