Дочь царского крестника

Вернулась бабушка с детьми в Трёхречье… Умела она всё. В Австралию приехали, бабушке было семьдесят шесть лет, она рождения 1887 года. Сняли домик в Сиднее, бабушка первым делом кур завела и сразу с разрешения хозяина русскую печь во дворе выложила. Сама, нас с братом использовала только подсобниками, а то и гнала: не мешайтесь… Пекла куличи, шанежки… Вкусные – печь есть печь. Они с мамой могли двадцать пять видов тортов испечь… В Австралии три печи бабушка выложила. Из глины могла сбить русскую печь. В первом доме в Сиднее выложила, потом во второй перешли, тоже не смогла без русской печи. Наконец, накопили денег, работали с братом на стройке, свой дом купили, и там бабушка сразу поставила печь. Брат лет десять назад разобрал. Ему не надо да и запрещают, чтоб лишнего дыма не было.

Бабушка с мамой в Трёхречье шили шубы, полушубки, дохи. Мама шила платья, рубашки и пиджак могла. Бабушкина ручная швейная машинка «Зингер» стоит у меня в Австралии. Ей больше ста лет, ещё с Забайкалья. Бабушка рассказывала, купили «Зингер», так из других деревень приходили смотреть как на чудо – машинка шьёт.

Лекарь

Бабушка всех нас лечила. Вывихнешь руку, ногу подвернёшь – ставила на место. Если ты упал, ударился головой, череп может сдвинуться с места, голова будет болеть. Правила голову. Мы с детства на лошадях. Падали, конечно… У меня с пяти лет в руках вилы, лопата… Отца забрали, мы с Петькой единственные мужики в доме. Значит, постоянно с лошадьми. Я мальчишкой на неосёдланную лошадь как садился? Высокая, ногу не забросишь. Был хулиганский способ. Беру повод, хватаюсь за гриву лошади, и в бок ей ногой как дам. От боли как рванёт на дыбы. В этот момент надо успеть оттолкнуться, и она тебя забрасывает. Секунда, и ты уже взлетел, сидишь верхом.

Две деревни рядом стояли, маленькая Тыныхэ и большая. На Масленицу из одной в другую катались. До двухсот человек носилось. Возраст всадников – лет с семи и до двадцати. Парни, девушки. Сестрёнка Полина любила лошадей. Мы с братом пользовались этим. Просится покататься, мы условие: воду с ключа привезёшь – дадим. Воду возить – наша обязанность. Поля в Сиднее лет десять лошадь держала… Кобылка была, потом жеребец. Сама скакала, дочки тоже… Но австралийские лошади – низкорослые, как монгольские, с нашими не сравнить… На Масленицу по одной деревне пронесёмся наперегонки, в другую летим… Ощущения непередаваемые… Лошадь к Масленице сам готовишь. Причём, необъезженную. И сам должен объездить, приучить под седлом ходить. С осени, только снег упадёт, начинаешь готовить. Поймаешь первый раз, зауздаешь… Тут, конечно, ногой в бок не пнешь, вскакивая. Надо сначала выучить коня, который никогда под седлом не ходил, наездника не знал… Зауздаешь, кто-нибудь поможет сесть… Дальше, главное удержаться, ногами его обхватишь, руками за уздечку. А уж он норовит сбросить тебя, и зад подкинет, и на дыбы встанет… Были мастера, что без узды могли удержаться. Венька Мурзин, напротив нас жил, за гриву и хвост схватится, и как бы конь не старался сбросить, сидел. Что с седлом, что без седла мёртво сидел на лошади. Говорил: если хорошие подпруги у седла – ни за что не упаду. В жизни спокойный, как слон, даже медлительный, разговор размеренный, но как сидел! Лошадь ничего не могла сделать. Ничего… Объездишь лошадь, и начинаешь к Масленице готовить. В пятом классе у меня был полуторагодовалый жеребец Амур. Я его объездил, а потом приду из школы (на последнем уроке изнывал от нетерпения, скорей бы, скорей звонок), быстро поем и к Амуру. Пролечу на нём километра четыре-пять в одну сторону, в другую. Взмылю его. Поставлю, он обсохнет. Кормил в сеннике… Неделю на нём катался на Масленице. Потом бедняга дней десять лежал. Ноги отбил. Я с утра до вечера его эксплуатировал. Прискачешь домой, поешь и снова на улицу…

Брат однажды упал на Масленицу… На моих глазах, думал – всё. Зимой против нашего дома всегда разрывало землю от мороза. Приличная щель, её забивали конскими говяшами. На санях спокойно ездили… На Масленицу Петька впереди всех летел, конь добрый был… И угодил ногой в эту щель. Запнулся, Петька по инерции слетел, а за ним человек двести верхами… Я только вышел за ворота. Накатался и заехал перекусить. Поел, вывожу коня снова кататься. Они летят. И вижу, как Петька кувырком из седла… Думал, конец брату… Хорошо, он не кинулся никуда, сжался в комочек. Все перескочили. Ни одна лошадь не задела… Петька целёхонький снова на коня и догонять кавалькаду…