— Я думала, это снова был он, — объяснила Камилла минуты спустя. Хоть она успокоилась, глаза были большими и испуганными в свете свечи. — На меня успели напасть.
— Выглядишь ужасно, — сказал Мило. — Честно, прости… — Риса заметила порез на губе Камиллы, вокруг которого засохла кровь. Ее щека была лиловой, с синяком от удара.
— Не льсти себе, брат. Ты этого не сделал, — она указала на свое лицо. — Он сделал.
— Кто?
Камилла раздраженно вздохнула.
— Я не видела его лица. Вы ушли, и я долго сидела в темноте. Вы не знаете, какой уставшей я была! Я делала то, что мама говорила, чтобы не спать. Пела в голове, считала звезды, складывала числа, — ее голос стал тише. — Но все равно уснула.
— О, Кам.
— Я не смогла сдержаться!
— Я тебя не виню. Я знаю, что ты плохо себя чувствовала.
— Но я не должна была. Я была на кровати, когда это произошло. Я проснулась, ладонь была на моем лице, Мило, — голос Камиллы звучал испуганно. Холод в ее голосе пугал Рису. — Кто-то проник в комнату, — они дали ей миг взять себя в руки. — Он прижал меня к кровати и пытался запихать тряпку мне в рот. И я ударила его между ног.
Мило скривился, но сказал только:
— Хорошо!
— Я не попала толком, но он отшатнулся. И я ударила его коленом в живот. Когда он согнулся, я разбила ему ладонью нос. Думаю, сломала.
— Ты его увидела?
— Нет! Было темно. Я знаю лишь, что он ужасно пах, — Камилла коснулась щеки и скривилась. — Я пыталась понять, где именно в комнате я была, когда он выпрыгнул из балкона. Я слышала плеск в канале. Когда я добралась до перил, он уплыл, — лед сменился пылом. — Я бы сделала с ним хуже, если бы смогла.
— Почему не последовала за ним? Нужно было позвать на помощь!
— Мило! Как? И дать знать, что ты ушел с казаррой? Нас всех наказали бы. Она не должна выходить в темноте! Я пыталась решить, что делать, когда ты открыл дверь. Я думала, что это снова был он или один из его друзей.
Слушая, как Камилла перечисляла, какие раны нанесла врагу, Риса оглядывала комнату. Кроме пути, который Камилла и Мило пробили по полу, комната была не тронута. Одеяло было смято, показывая, где Камилла лежала. Стеклянная чаша стояла уже в шкафу, темная и неподвижная, пока брат с сестрой говорили.
— Он пришел за мной, — перебила Риса. Стражи перестали спорить и переглянулись с опаской, не желая признавать правоту Рисы. — Вы оба не говорите это, но он хотел отыскать меня в этой кровати.
— Вряд ли… — начала Камилла.
Мило зашипел на нее и кивнул.
— Наверное, ты права.
От тихих слов Мило челюсть Рисы задрожала. Это было слишком.
— Кто так хочет навредить мне?
— Любой, кому нужно, чтобы твоя каза пала, — сказала Камилла.
— Семья из Тридцати, враг Диветри, принц — ты знаешь подозреваемых, — Мило сел рядом с ней.
— Я не просила такое! Две атаки за день! И из-за меня Камилла… — Риса указала на синяк на скуле стражницы, ощущая вину. — Прошу, прости меня.
Камилла улыбнулась, но Мило опередил ее со словами:
— Казарра не должна просить прощения у стража, выполнявшего работу, — Риса возразила, но Мило перебил ее. — Это делает страж.
— Я могу извиняться!
— Хватит думать как ребенок, Риса! Казарра видит картину целой. Она думает наперед. Она строит планы для дома и своего места. Если у Диветри не будет казарры, что случится завтра? Что это будет значить для Кассафорте? — он был напряжен после боя во тьме.
— Хватит меня отчитывать! Я думаю о таком!
— Тогда что будешь делать, чтобы защитить себя?
Она подумала, а потом сказала:
— Мне поздно учиться сражаться как вы. Я хочу, чтобы вы были со мной весь день, и чтобы стражи стояли у моей комнаты и у всех входов в дом завтра ночью. Это не позволит никому, кто не живет тут, пройти.
Он кивнул.
— Теперь ты говоришь как казарра, — она должна была радоваться похвале, но ощущала раздражение. Почему он в последнее время и злил ее, и вызывал благодарность?
Они оставили ее одну, и в голову пришла мысль, добавляя тьме больше веса. В главном доме казы было три этажа. Верхний был для Диветри. Из-за этого было просто забыть, что другие тоже жили в этом доме. На первом этаже были комнаты для использования семьи, но крылья в дальнем конце были для работников и их семей. А на уровне канала жили слуги, как Фита, которые были без своих домов в городе.
А если напавший был из дома, а не прибыл снаружи?
25
— художник Мойссофант в своем дневнике
— Глупости. Ты не можешь уйти, — Риса скрестила руки и смотрела на Эмиля, не моргая. Так делал ее отец, когда был строгим.
Работник хотя бы изобразил смущение.
— Прости, казаррина…
— Казарра, — перебил Мило.
Риса подавила раздраженный вздох.
— Я отказываюсь отпускать тебя, — она надеялась, что звучала твердо и спокойно.