Дочь Велеса

— Свободен! Свободен! Свободен! — разнесся над топями его торжествующий крик.

Блаженно улыбаясь, он показал обомлевшим друзьям обломки рожек, которые, вспыхнув, тут же рассыпались невесомым пеплом прямо у него на ладони. Налетевший порыв ветра подхватил золу и закружил вокруг головы счастливо улыбающегося бесенка. А в следующее мгновение он уже недоверчиво ощупывал лапками два аккуратных рожка, торчащих между его ушей.

— Но почему? — не унимался Добрыня.

— Он своей жизнью ради меня и тебя пожертвовал. Понимаешь? — попыталась объяснить Ялика, искренне радуясь за получившего свободу Митрофана.

— Нет, — честно сознался здоровяк, пряча добродушную улыбку в лохматой бороде.

— Эй, ну чего встали? — заорал им меша, призывно замахав лапкой. — Я, конечно, короткой тропы не ведаю, как болотник, но той же дорогой, что Охотник вел, обратно выведу. — Он осекся, на секунду задумавшись, и заметил: — А Индрика-то мы не спасли?

— Не спасли, — горько отозвалась Ялика и, ласково посмотрев на отчего-то смутившегося Добрыню, сказала: — Пойдем, здесь нам делать больше нечего.

— А нам расскажешь? — неуместно хихикнул меша, не прекращая искренне радоваться нежданно-негаданно свалившемуся на него счастью.

— Вот в корчме у Горбыля, в тепле да сытости окажемся, так и расскажу все, — легко согласилась Ялика, лукаво улыбнувшись и задорно сверкнув лучистыми глазами.

И она, конечно, рассказала, отчего-то утаив лишь свои странные видения о Древе Жизни…

История шестая. Взгляд из бездны

С тех самых пор, как Ялика покинула подземное царство Аспида, ее неотступно преследовал один и тот же, назойливо повторяющийся почти каждую ночь кошмар. И стоило только закрыть глаза, как она тут же проваливалась в тошнотворную бездну панического страха, пробуждаемого чередой жутких образов и пугающе бредовых видений.

Ослепляющие языки пламени, словно причудливые изваяния, порожденные воспаленным иномировым сознанием, с жадностью тянули к ней свои неподвижные призрачные длани в настойчивой попытке схватить, безжалостно смять волю и разум, и навсегда утащить в свое пылающее яростью и гневом лоно.

Безотчетный страх перед надвигающейся, пока еще невидимой угрозой, поглотил скорчившийся в мучительных спазмах рассудок Ялики. Потерявшая всякую связь с реальностью, насмерть перепуганная девушка скорее ощутила, чем услышала, медленно и неотвратимо приближающиеся тяжелые шаги. Словно подчиняясь какому-то неведомому заклинанию, окружающее вдруг скинуло сдерживающие его оковы, стремительно оживая и приходя в движение.

Пробудившееся от сонной неподвижности пламя, обдало лицо девушки нестерпимым жаром, в одно мгновение, заставив ее беспомощно зажмуриться и вскинуть руки в неловкой попытке защититься от гнева, пришедшего в неистовство огня.

Невообразимая какофония звуков, будто бы прорвав неосязаемую плотину, чудовищной волной обрушилось на сжавшуюся в ужасе ворожею, принявшись безжалостно терзать ее слух. В оглушающей разноголосице с трудом угадывались мрачные завывания ураганного ветра, неясные выкрики и стоны, будто бы человеческие, но более всего походившие на предсмертные вопли погибающих в невероятных муках животных, душераздирающее скрежетание, сопровождаемое едва слышными шорохами и низкий монотонный хрип неведомого чудовища, то и дело срывающийся в невыносимо-тоскливый вой.

И громоподобные шаги, неизбежно приближающие с каждой секундой, с каждым биением обезумевшего, захлебывающегося кровью сердца.

Даже сквозь плотно закрытые веки Ялика ощущала направленный в ее сторону нечеловеческий, пришедший откуда-то из самых глубин вековечной тьмы, взгляд. Взгляд полный неприкрытой ненависти и злобы ко всему живому, обездвиживающий и в одночасье лишающий воли к сопротивлению. Взгляд, безжалостно опаляющий не только беззащитную плоть, но и дотла выжигающий своей яростью душу.

Неожиданно все стихло.

Собрав остатки неотвратимо рассыпающейся словно песок воли, Ялика все-таки заставила себя открыть глаза, чтобы в последние мгновение перед неизбежным небытием узреть кошмарное порождение тьмы, вознамерившееся во чтобы то ни стало прервать ее земной путь.

Против ожиданий, увиденное оказалось куда прозаичнее и вместе с тем несоизмеримо страшнее самого ужасающего чудовища, вышедшего из неизведанных глубин тьмы или поднявшегося со дна обезумевшей фантазии безвестного художника, лишенного малейших проблесков разума и безнадежно погрязшего в грязи собственных бесконечных кошмаров.

Волна спазмов немилосердно подкатила к горлу девушки.

Покрытый с ног до головы кровью и кусками плоти, младенец жадно копошился среди окровавленных ошметков тела того, кого Ялика некогда знала, как Охотника. Странная, беззаботно-блаженная улыбка отвратительной маской застыла на бледном лице мертвеца, словно тот, умирая, испытал недоступное никому из живущих наслаждение.