Дочь Великой Степи

Со стороны противника взревели трубы. Теперь вражеской коннице больше не приходилось отсиживаться за живой крепостью, и ольвийские всадники устремились наперерез амазонкам.

– Стрелу наложить! – во весь голос скомандовала Зиндра, как еще недавно командовали ей. – Сразу после моего выстрела – залп!

Наметив себе целью копьеносного аорса, выходящего прямо на нее, она вдруг поймала себя на странном ощущении, будто видит перед собой не человека, пусть и врага, но просто мишень, грубого плетения камышовый щит с нарисованной фигурой. Еще подумала, что на нем многовато доспехов и стрела, скорее всего, скользнет бесполезно. Ну ничего, она со свистулькой на древке: выстрел станет командой…

Она отпустила тетиву, и ее стрела, пронзительно свистнув, вошла аорсу над левой ключицей, там, где оплечье на миг приоткрыло тело…

Воздух наполнился переливчатым шелестом: ее девушки дали залп. А потом враг ответил.

Легкий щит был у нее на локте, Зиндра успела поднять его над головой прежде, чем сверху посыпались пришедшие по крутой дуге стрелы. Но стрелы падали сплошным дождем…

Всего несколько мгновений спустя Зиндра услышала влажный глухой стук и увидела, что оперенное древко трепещет в глазу скакуна Тарсы. Пантерой та спрыгнула с падающего коня. Кажется, сумела увернуться от копыт проносящихся мимо скакунов, но за ней некогда уже наблюдать. Следующая стрела, тонко пропев, ударила Зиндру в грудь, однако не смогла пробить роговые пластины.

Слева от нее конь, взбесившись, вынес незнакомую лучницу вперед, и тяжелая стрела с ольвийской стороны тут же нашла ее шею. Девушка тяжело перевалилась через конскую спину и сползла наземь, так и не выпустив лука.

Вот впереди визжащий от ярости всадник с натянутым луком, по виду степняк, но на ольвийской службе. Зиндра, пригнувшись, снова подняла щит, и почти тотчас же в его середину впилась стрела, просадив насквозь как раз напротив ее лица – и все же задержавшись. Отвел смерть Вийу-батюшка!

Совсем рядом взревели чьи-то голоса, заржали чужие лошади…

Столкновение конных отрядов скоротечно, но в памяти каждого бойца оно растягивается, как смола. При этом только потом вспоминаешь отдельные мгновения – наверно, именно так милосердные боги берегут людской рассудок от ужасов резни и крови.

Вот летит на нее суховатый невысокий мечник, он уже совсем близко, из-под наличника шлема видна его подстриженная на эллинский манер бородка. Вот он поднимает свой клинок – не акинак, а тяжелую махайру с вогнутым лезвием, при ударе подобную секире… Вот замах махайры идет вниз… И Зиндра, вцепившись в гриву Джегетая – умница конь вовремя прянул в сторону, – мечет джерид прямо в горло врагу, под кованый наличник. Время словно останавливается; она видит, как дротик плавно входит в щель между панцирем и закраиной шлема, рассекая гортань…

Конь – добрый, высокий эллинский конь, – испуганно всхрапнув, сбросил со своей спины уже мертвое тело. Метнулся в сторону, едва не столкнувшись с кобылкой промчавшейся мимо Аланы…

Вот Данара отбивается сразу от двоих. Вот на нее падает аркан, туго прижимая руки к бокам, но Анта разрубает его… Однако воспользоваться свободой девушка уже не успевает: на нее налетает аорс, сбивая с кобылы всем своим весом. Зиндра не может прийти на помощь – на нее саму набрасывается невесть откуда взявшийся всадник.

Она не стала парировать его удар, но быстро уклонилась, ответным взмахом метя, как учили, в руку, – и меч врага, крутясь, отлетает прочь. Зиндра уже сама не помнила, успела ли она ударить раненого повторно, добивая, или конь унес ее прочь еще до того…

Шипели в воздухе стрелы, фигуры вражеских всадников мелькали в высокой траве, кричали и падали люди, а раскаленное небо равнодушно взирало на степь.

Вот навстречу летит плотно сбитая группа верховых в черных плащах, а рядом с ними стелются огромные – куда волку! – псы, огненно-рыжие, яростно оскалившиеся. Скифская пастушеская порода: за смерть такого по старым законам вира полагалась в пять раз больше, чем за раба.

Псы вгрызаются в бока невысоких скакунов, прихватывают всадниц за ноги. Кажется, Зиндра, срывая голос, успела проорать, чтобы девушки били не по черным всадникам, а по их собакам, – а может, амазонки и сами догадались. Вой умирающих псов смешался с проклятиями их хозяев, а потом с криками лучниц: за псов черные мстили, как за братьев…

Вот в круп скакуна Хунары вгрызается огромный пес, не иначе вожак своры. Конь вот-вот упадет. Стрел уже нет, давно пусты все колчаны, заспинный и оба седельных, но последний дротик в руке; Зиндра тратит его, метя в рыжую шкуру, – и промахивается. Кажется, пса сбивает наземь плеть в руке Аксианы. Некогда смотреть – вокруг битва.

Тугой свист пролетевшей совсем близко стрелы. Мимо – но за спиной вскрикивает кто-то из ее девушек. Зиндра уже не оборачивается.

Едва разминувшись с головой, проходит брошенная кем-то метательная палица – из бронзового навершия торчат губительные острия. Вокруг крики ярости и боли, звон оружия и ржание коней. Все мысли куда-то пропали, тело действует само по себе, без всякого вмешательства разума.