Дочь Великой Степи

Как мало она, эта хозяйка большого богатого дома, похожа на прежнюю Зиндру… Ее и представить себе нельзя в расшитой узорами посконной рубахе, кожаных штанах и войлочном колпаке. А тем более с копьем в руках и луком за плечами!

Так ведь она уже и не Зиндра, тем более не Варка. Она – кирия Гипсикратия, супруга богатого и уважаемого гражданина Синопы. Солидные бородатые торговцы с золотыми ожерельями на жирных шеях подобострастно кланяются ей, когда она в сопровождении подобающей ее высокому положению свиты навещает их лавки.

Она еще раз посмотрела в зеркало. Ни отеков, ни пятен, какие столь обычны у женщин на сносях.

Грустно вздохнула: тяжело в такое время быть одной, без мужа. Но такова, видать, женская доля – что у жены пастуха из саманной мазанки или дымной юрты, что у жены богача и морехода из дома-дворца: проводить жизнь в ожидании, когда ее мужчина вернется…

Вспомнила слова матушки, как ей повезло, что ее муж – кузнец, а не пастух, потому он всегда с ней. Понадеялась, что родители ее сейчас из Йерея видят ее и радуются счастью дочери.

Подошвам стало зябко, и Гипсикратия надела войлочные босовички, вслепую нашарив их ступней под кроватью. Обувь была тем немногим, в чем она позволяла себе отступить от обычаев родины Теокла. Женщины тут – и знатные тоже – в своих домах обычно ходили босыми. Но у нее отчего-то мерзли ноги, словно бы греческий мрамор, признавая в ней некоренную гречанку, особенно сильно вытягивал тепло. В родном селении она, бывало, бегала босиком чуть не до снега, однако тут заказала себе несколько пар войлочной обуви с узором, тем самым умилив Теона до глубины души.

Да и на улицу она выходила в сшитых по особому заказу коротких сапожках из телячьей тонкой кожи. Сандалии ей тоже совсем не показались – особенно когда она вступила в собачье дерьмо, от которого на улицах эллинских городов не были застрахованы даже богатые и знатные. Тем более их жены.

Покинув спальню, Гипсикратия сперва прошла в андрон, «мужскую половину», куда в обычные дни, когда хозяин был дома, входить без нужды не полагалось… Но сейчас в нем оказалось пусто и холодно, как-то не по-хорошему безжизненно. Когда Теокл был дома, тут часто проходило то, что эллины называли «симпосии». На них полагалось вести умные беседы и умеренно употреблять вино, но куда чаще, на взгляд Гипсикратии, они напоминали простые пьянки. Это она понять сумела, хотя женщин на пиршества греки не допускали: выйди поприветствовать гостей и тут же удались к себе; если даже кто-то приходил с женой, то она отправлялась в гинекей и обязанностью супруги хозяина было ее принимать. Может, конечно, это и правильно, особенно если знать, какие песни доносились из-за дверей андрона и как потом дюжие рабы на закорках волокли участников по домам.

Иногда, впрочем, жены друзей и подчиненных Теокла приходили к ней в гости сами – и эти встречи оставляли у нее странное ощущение.

Обсуждали наряды, свои и соседок, перемывали кости развратницам, ругали глупых ленивых рабов. Говорили о детях – у кого они были. Злословили о гетерах и флейтистках, на которых мужья спускают серебро…

Как-то на такой вечеринке, когда речь зашла о снах и толковании их, она прочла стихотворение, которое любила повторять Меланиппа:

…все желания
И наши мысли, и предметов образы,
Которые храним в своей мы памяти, –
Все могут быть нам вовсе неизвестными,
Пока мудрец не установит истину…

– и изрядно удивила своих гостий.

Пожалуй, ее названая сестра, которую тут могли счесть только «дикаркой», воительницей-варваркой, оказалась бы самой образованной и умной среди всех женщин, что посещали дом Теона.

Привыкнув судить о гречанках по Меланиппе, бывшая Зиндра оказалась изумлена, узнав, что у греков не принято учить женщин. Немного читать-писать да считать на пальцах, чтоб общаться с торговцами на базаре, – и довольно. Конечно, иногда родители приглашали дочерям всяких там риторов и грамматиков, но по большей части образование доставалось только гетерам, продажным женщинам. Вот для них-то были учреждены особые школы.

Воистину – никогда ей не понять йованов!

Есть еще и жрицы. Хотя знания их не для чужих ушей, как с высокомерной улыбкой пояснила ей тетя Теокла, почтенная Лаиса. Точнее, уже, получается, и ее тетя – сестра покойной матери мужа… А еще главная жрица здешнего храма Великой Матери, которую тут зовут Реей-Кибелой.