Дочь Великой Степи

Гипсикратия, продолжая обход дома, заглянула в тот чуланчик, чтобы просто полюбоваться. Потом, пройдя через кухню, полюбовалась круглой терракотовой ванной, рядом с которой сверкала начищенной медью водогрейная печь.

Сама кухня, надо сказать, была темноватой и тесной – когда строился дом, никто не думал об удобстве рабов…

А еще была большая печь в подвале, от которой горячий воздух шел по каналам в разные комнаты. Но ее обычно растапливали лишь зимой, а так обогревались переносными жаровнями.

Она поежилась. Сняла с настенного крюка бронзовый колоколец (в каждой комнате висели такие, специально для хозяина и хозяйки, когда дом был оставлен на нее), коротко, в одно качание, прозвенела им.

– Что угодно м-милостивой Гипсикратии? – Тут же появилась заспанная Клеона.

– Разбуди Гнура, пусть подбросит дров в эту… этот… – Не вспомнив, она кивнула в сторону подвала.

– Гипокауст, г-госпожа, – догадалась служанка, вновь подавляя зевок. И тут же стряхнула с себя остатки сна: – Но точно ли такова твоя воля? Ведь дорогие они, дрова, – уже полмины за арбу требуют…

– С госпожой споришь? – сдвинула она брови. – Заморозить меня, никак, решила, вместе с будущим сыном?

Поклонившись, служанка упорхнула. А Гипсикратия подумала, что так пока и не научилась правильно приказывать рабам. То у нее угроза без всякой нужды получается, то, наоборот, потакание…

В йере рабов не было ни у кого – да и откуда? Если мужчины их рода, чьи кости ныне выбелены уже степными ветрами, и захватывали в каких-то набегах двуногую добычу, то не привозили в родовое поселение. Продавали на торжищах за сколько придется: полцены, четверть, чуть ли не задаром…

А в доме у Теокла их было шесть. Клеона – ловкая и умелая, уж просто не знающая, как лучше услужить хозяйке, если та сама не понимает, чего ей надо. Кухарка Ани, или Ануш, – толстая усатая армянка. Пожилая, скорее даже старая Геро – рабыня, которая уже не могла работать, как прежде, но с уборкой вполне справлялась. Конюх и дровосек Гасх, из колхов. И привратник Гнур, жилистый силач, гребец с разбитой биремы, которого Теокл выловил в море. Он, собственно, не был рабом, но прямо-таки на коленях напросился в службу к своему спасителю. Что ж, как сторож и привратник, он свой хлеб отрабатывал с лихвой.

Гипсикратия продолжила обход дома. Вот их супружеская спальня, почти всю ее занимает огромная кровать: матрас набит мягчайшей шерстью, подушки тоже, а простыни – не какие-то там, но пурпурные! В головах стоит большой светильник из бронзы, изображающий дерево, обвитое серебряным вьюном. На дереве, на концах ветвей, висят три масляные лампы тонкой чеканной работы. Вечером Клеона, как обычно, зажжет их.

Гипсикратия вновь остановилась полюбоваться, но совсем ненадолго. А прочей спаленной обстановке, всем этим стульям с изящно изогнутыми ножками и спинкой, подушкам, мягким покрывалам, скамеечкам для ног, от нее восхищенного взгляда уже не досталось.

На большие лари с одеждой и утварью она тоже посмотрела равнодушно, хотя пригляд за ними – одна из первых обязанностей хозяйки. Правда, был среди них ларь со свитками, там их хранилось добрых три десятка: частью морские описания-периплы, но больше половины – то, что Теокл называл «романами»… Однако даже этот ларь Гипсикратию разочаровал. К одному из романов (по словам мужа, о прекрасной эфиопке) она подступилась во всеоружии своего знания греческих букв, за день продвинулась по свитку на пару ладоней и ничего не поняла. А всего в свитке было ладоней с полсотни, да и обратная сторона, столь же густо исписанная, не короче.

Из общей спальни шли две двери: одна вела в андрон, а вторая – в ее личную опочивальню, где она проводила ночи, пока мужа не было дома. Отчего так полагалось в этом доме, она тоже не понимала, оставалось принять объяснение: «Таков обычай». Уже не первый раз…

Здесь было ее ложе: единственное в доме, что устроено по-скифски, – войлочная кошма прямо на полу и старые суконные одеяла в несколько слоев. Она даже хотела застелить его поверху скифским ковром, но купить такой ковер в Синопе было негде, а мужа просить показалось неправильным.

На столике с притираниями и благовонными маслами – шкатулка оливкового дерева, в которой хранились украшения, подаренные ей мужем и купленные самостоятельно. Ожерелья из восточных жемчугов молочного оттенка; браслеты в виде переплетенных змей; золотые заколки-стрекозы и черепаховые гребни, которыми женщины эллинов закалывали свои волосы… Дороже всего была роскошная золотая фибула хитрой работы с сердоликом и рубином и надписью «Адмет сделал меня для Зои». Ее она как раз приобрела сама, надписью отнюдь не смутившись. Шкатулку запирал крошечный замок, что открывался ключом-перстнем: его Гипсикратия носила на мизинце правой руки, а ключи от прочих ларей и дверей сейчас висели у нее на поясе, где их и подобает держать правильной эллинской жене, когда ее муж хоть на день покидает дом.

Ни единой золотинки из той, прошлой жизни – все она раздала сестрам при расставании…