Дочь Волдеморта

Изображение Альбуса Дамблдора дружелюбно улыбнулось Гермионе со стены волдемортовского кабинета, протирая очки отворотом мантии, но глаза старика оставались серьезными и проницательными.

— Как вам удобно, профессор Дамблдор, — покорно кивнула молодая женщина. — А вы… не против, если я буду курить?

— Отнюдь не возражаю. Итак, мисс Грэйнджер, вы пришли ко мне… За ответами, надо полагать?

— А вы можете дать мне их?

— Постараюсь.

— Мне сложно… Сложно объяснить всё это… Papá держит вас здесь? — быстро спросила она. — Насильно?..

— Когда‑то давно он несколько ограничил мои передвижения. Но я не жалуюсь, мисс Грэйнджер. Здесь довольно интересно.

— Вас искали. Был огромный скандал.

— Я знаю. Мир признал меня трусом. Что ж, приходится с этим смириться.

— Мне вот тоже… со многим приходится… мириться, — медленно проговорила Гермиона. — Профессор… Вы говорите со мной сейчас так милостиво… Но ведь вы должны ненавидеть меня!

— За что, дитя мое?

— За предательство, — горько пробормотала Гермиона и щелкнула маггловской зажигалкой.

— Это всего лишь слабость, мисс Грэйнджер, — возразил Дамблдор. — Если бы я мог возненавидеть кого‑то за слабости, я должен был бы погрязнуть в ненависти к самому себе. Самообман, преувеличение своих возможностей и заслуг, грандиозное самомнение, прыжки с головой в омут, жизнь, состоящая из цепочки заблуждений, вызванных нежеланием смотреть правде в глаза, даже если эта правда маячит перед самым носом… О чьей судьбе я сейчас говорю, мисс Грэйнджер?

Гермиона промолчала, но Дамблдор неожиданно улыбнулся.

— Я говорю не о вас, дитя мое, — мягко заметил он, — а о себе. Так что не мне осуждать вас и уж тем более ненавидеть. Ненависть, к слову, — это огромная слабость. И она говорит о глупости и узости души. Нужно уметь понять каждого. Что бы он не натворил. А когда понимаешь — уже не можешь ненавидеть.

— Знаете, некоторых людей мне не хочется даже пытаться понять! — вырвалось у Гермионы. — Их я предпочитаю ненавидеть, какой бы это ни было слабостью.

— Очень большой, мисс Грэйнджер. Эта ненависть давит на ваше сердце и мешает жить. А попытаться понять вы боитесь. Боитесь, что сможете простить.

— Вы знаете, о ком я говорю? — прищурилась Гермиона, закуривая новую сигарету.

— Не трудно догадаться. И я сожалею, что один из предметов вашей ненависти сотворил и взрастил я.

Гермиона отошла к окну.

— Я не стану оправдывать Гарри Поттера, — продолжал Дамблдор, — потому что вы сейчас не станете слушать таких оправданий. Хотя они есть, да вы и сами знаете это, мисс Грэйнджер.

— Оправдания есть для всех, да? — дернула плечами Гермиона, не поворачиваясь к портрету. — А каковы же тогда оправдания для тех, кто создавал и создает мои заблуждения? По чести будет назвать их, профессор Дамблдор, раз уж вы утверждаете, что понять можно каждого, — и она повернулась с насмешливой иронией.

— Я могу, — серьезно сказал старец.

— И вы будете защищать в моих глазах тех, против кого всю свою жизнь боролись? — не поверила Гермиона.

— Не защищать, мисс Грэйнджер. Понимать и поддерживать — две очень большие разницы.

— Я боюсь своего отца, — вдруг сказала ведьма. — Каждый раз, когда его нет рядом, чтобы убаюкать мой разум, и я начинаю думать о нем — меня пронизывает дрожь. А иногда я узнаю ужасные вещи. Или подозреваю их — так еще хуже.

— Том не причинит вам зла.

— А тем, кто меня окружает? Кого я люблю или просто знаю?

— Здесь могут возникнуть… затруднения, — кивнул головой Дамблдор и оперся подбородком о сцепленные в замок пальцы.

А Гермиона вдруг застыла, будто пораженная громом, и широко открытыми глазами всмотрелась в лицо старика в комнате, очерченной рамой.

— О Мерлин, — прошептала она и медленно подняла ладони, прижимая их ко рту, — вы… Все эти годы… — она неверящим взглядом смотрела на изображение старого директора. — Вы же… Вы же продолжаете играть! Играть в эти проклятые шахматы с mon Pére!

— Не суди меня слишком строго. — Дамблдор посмотрел в сторону. — Мне интересно… наблюдать происходящее. За тобой тоже любопытно наблюдать. После смерти я избавился от многих иллюзий, накопленных с возрастом. И теперь снова могу смотреть на доску со стороны. А не участвовать в игре, пускай и в качестве ферзя. Я наделал много ошибок в этой партии.

— Но она продолжается?

— Конечно, мисс Грэйнджер. Следить за Томом весьма занимательно. Он делает успехи.

— Вы сумасшедший!

— Все мы немного сумасшедшие.

— Но ведь вам всё равно! — вдруг с ужасом сказала Гермиона. — Какие бы кошмарные вещи не происходили — лишь бы это было интересно! Следить за людьми в сложных ситуациях, создавать их! Испытания. И наблюдать. Вы играли против «черных», но могли бы играть и против «белых»!

Дамблдор развел руками.

— Я утратил способность делать ходы. И могу теперь только следить за диспозицией.

— Тогда на мои вопросы вы не ответите, — холодно произнесла ведьма.

— Я не могу решать за тебя, — кивнул Дамблдор. — Моральный выбор все должны делать сами. Так интереснее.

— И чем выбор сложнее… — горько прошептала Гермиона.

— Тем занимательнее, мисс Грэйнджер. Именно так.

* * *