Дочь Волдеморта

Волна удушающей тишины окатила присутствовавших. На улице замолкли птицы и звуки, затихло едва слышное беспокойное ржание Вихря вдали. Зеленый свет из палочки Гермионы прошлого вылетел неестественно медленно — он был будто тусклым, неярким, и вспышка угасала, словно лепестки цветка, медленно распустившегося и увядающего; зеленый луч не умчался, а протянулся куда‑то вдаль и померк. Слова проклятья эхом прокатились по своду пещеры.

Граф опустил руки.

Тишину разорвали неожиданно громкие звуки утреннего леса. Оглушительно заржал вдали Вихрь. Внизу что‑то крупное глухо упало на камни.

— Мразь, — гадливо произнесла Гермиона прошлого, опуская палочку. Она всё еще смотрела вглубь пещеры туда, где покоилось сейчас умирающее со скоростью в сорок семь минут тело Драко Малфоя.

— Старый знакомый? — спросил спокойным голосом за спиной женщины призрачный граф, принимая обыкновенную позу.

— Учились вместе, — в тон ему ответила Гермиона прошлого, поворачиваясь. Она резким движением стащила с пальца прóклятый ободок золотого кольца и взглядом растворила его в вечности. — Благодарю вас, Ваше Сиятельство, — произнесла женщина, — вы, кажется, спасли мою жизнь.

— Не стоит благодарности, миледи, — поклонился ей призрак. — Я джентльмен и дворянин, пускай и убийца, — не мог же я бросить в беде благородную даму?

— Я не забуду этого, — пообещала Гермиона прошлого. — Сейчас нужно спешить — мои дела еще не закончены. Необходимо как можно скорее доставить лорда Генри в больницу святого Мунго, в Лондон. Но я скоро вернусь. Поверьте, Ваше Сиятельство, я умею быть благодарной.

— Признателен вам, миледи, — с какой‑то едва заметной печалью сказал граф Серж.

— Что вы. Пустяки, по сравнению с тем, что вы сделали для меня.

Она протянула призраку руку, и тот притронулся к ней прозрачными губами. Женщина трансгрессировала.

— Одна минута семнадцать секунд, — громко произнесла леди Малфой и, взмахнув палочкой, по невидимым ступеням спустилась вниз к графу. Тэо последовал за ней.

— Спасибо вам, Ваше Сиятельство. Вы сделали очень большое дело, — сказал мужчина. А Гермиона лишь по–волчьи смотрела на распростертую в луже шипящего синего зелья фигуру Драко Малфоя. У нее в груди просыпался дракон.

Тэо взмахнул палочкой — безвольное тело поднялось и зависло в воздухе. Еще один легкий пас — и у него открылись живые, беспокойно бегающие глаза.

— Наконец‑то, — страшным голосом произнесла Гермиона. Ужас, бессилие, злоба во взгляде ее врага сменились непониманием. — Радуйся, Малфой! — громко сказала женщина, не отрываясь от этих белесых глаз. — Пять с половиной лет я ждала этой мести. Но теперь ты сполна заплатишь мне за каждую из прошедших минут. Я пришла из будущего. Взгляни, — Гермиона вытянула вперед левую руку и улыбнулась, — это кольцо, — сказала она, — надел на мой палец твой отец через два года после смерти своего сына. Твоя убитая горем мать нашла утешение в объятиях Северуса Снейпа. Перед тобой стоит законная леди Малфой. А в твоей старой спальне в Малфой–мэнор свалены теперь старые игрушки моей дочери. Порадуйся напоследок тому, чего добился! Я тебя поздравляю.

Она опустила руку.

Того, что сейчас горело в живых глазах умирающего тела Драко Малфоя, нельзя передать словами. В этом пламени раскололся железный обруч Гермионы, и, вдохнув полной грудью, она выпустила наружу плотоядную улыбку хищницы.

— У нас осталось сорок четыре минуты, — объявила ведьма.

Тэо поднял палочку, и, не переставая улыбаться, Гермиона почувствовала знакомое ощущение, когда всё ее тело изменялось, трансформируясь в тело свирепого волка.

Она не отрывала глаз от лица своего врага. Она купалась в его взоре.

— Пойдемте, граф, — услышала Гермиона голос Тэо д’Эмлеса, — оставим месть той, что ее заслужила.

Вскоре волчица и ее жертва оказались наедине…

Как часто нам кажется, что мы готовы разорвать кого‑то своими руками. На мелкие кусочки и по капле выпить отчаяние и боль. Но смогли ли бы мы осуществить подобный порыв по–настоящему хоть раз, представься действительно такая возможность?..

Есть разные степени убийства.

Осуществленное чужими руками, оно почти неощутимо.

Можно самолично подсыпать яд в бокал своего врага и даже с наслаждением наблюдать за его предсмертными конвульсиями. Близость делает убийство глубже, но посредник — яд — создает между умирающим и его палачем пропасть.

Если ты сам заносишь палочку или спускаешь курок маггловского пистолета — ты тоже совершаешь убийство. Ты видишь глаза, и это делает чужую смерть частью тебя. Но всё равно остается расстояние.

Можно заколоть жертву кинжалом и обагрить руки ее кровью. Но между зверем в твоем сердце и смертью живого существа останется закаленная сталь. Можно задушить своими руками: но ты не увидишь крови — подлинной души смерти.

Только разрывая чужую плоть своими когтями, своими собственными зубами человек сам надевает личину Мрачного Жнеца, уподобляется хищнику. Полностью воссоединяется с роком.