Дочь Волдеморта

А вот Амаранта — другое дело. Помимо всего прочего, она еще и участвовала вместе с Гермионой в памятном шабаше очищения от магии и хорошо знакома с аспектами этого действа. Кроме того Амаранта — провидица. Как бы скептически Гермиона не относилась к этому разделу магии — теперь игнорировать его было бы просто глупо. И помощь гадалки ей определенно не повредит.

Руководствуясь всем этим, а также сложившимися в прошлом учебном году довольно дружескими отношениями с профессором прорицаний, Гермиона и пришла к той, чистосердечно и с самого начала рассказав обо всем, что было связано с этой историей и Габриэль Делакур.

— Что может одна молодая девушка против Темного Лорда? — спросила, выслушав все подробности, полувейла.

— Не знаю. Говорю же тебе: я даже не уверена, что опасность угрожает ему. Слова видения были довольно туманны, и к чему бы ламии предупреждать меня об угрозе, нависшей над Papá?

— Тебе не кажется, что целесообразнее было бы предупредить об этом Темного Лорда?

— Он постоянно потворствует Габриэль, — замотала головой Гермиона, — и не станет слушать меня без доказательств.

— Мне кажется, Темный Лорд достаточно мудр, чтобы принять к сведению твои слова, — возразила ее подруга.

— Нет. Я много раз говорила ему о ней. Он считает, что я предвзято отношусь к этой ведьме.

Гермиона не стала уточнять, что с того дня, как передала Волдеморту Старшую палочку более полугода назад, ни разу не говорила с ним наедине и отнюдь не желала делать этого теперь, да еще и по столь сомнительному поводу.

С того момента в ней что‑то окончательно переломилось. Смутная тень, блеснувшая в красных глазах и показавшая Гермионе, что ждет ее в случае, если по какой‑либо причине сейчас она не захочет передать своему отцу Старшую палочку, которую он так долго разыскивал, многое расставила по местам.

Возможно, Гермионе показалось.

Скорее всего, Темный Лорд, вздумай она артачиться, нашел бы гуманный способ вынудить дочь совершить обряд Дарения. И это была только легкая тень.

Но она была.

Гермиона и так уже давно относилась к Лорду Волдеморту настороженно. А с того момента…

Как терпят все подданные Темного Лорда и все те люди, которые окружают его постоянно, это? Как переносят угрозу впасть в немилость в любую минуту, по самому незначительному поводу — ведь дальше, после этого, бездна? Один неверный жест, неосторожный взгляд. Заблудившаяся мысль.

А можно ведь и без мысли. Что тогда в Хэллоуин говорил с таким жаром ее матери Рабастан Лестрейндж, упрекая безжалостную и слепую в своей страсти Черную Вдову? «…ни благодарности, ни привязанностей, ни чести! Годы — ничто! Вся жизнь — пустяк».

Он обвинял в этом Беллатрису потому, что ему даже не пришло бы в голову упрекнуть в подобном самого Волдеморта. Но ведь на самом деле это правда. Рядом с Темным Лордом ничто не может гарантировать безопасность — даже самая верная и преданная служба. Родольфус Лестрейндж был с ним с юношеских лет, он провел долгие годы среди полчищ демонов Азкабана, но не предал своего повелителя. И где же он оказался, едва это потребовалось? Убит, хладнокровно и безжалостно — теперь только кольцо–Хоркрукс на пальце Черной Вдовы напоминает о нем. А ведь это — самые верные, самые самоотверженные из всех Пожирателей Смерти.

А пожалеет ли Темный Лорд ту же Беллу, если появится причина избавиться от нее? А ее, Гермиону, свою дочь — пожалеет ли он ее?

«Между верностью и безумием тоже есть черта!»

Находиться как можно дальше от Лорда Волдеморта — вот наилучший рецепт относительной безопасности.

Нет, Гермиона не желала зла своему отцу. И всё еще восхищалась им. Но она предпочла бы делать это на как можно более внушительном расстоянии. Сильные мира сего велики, они впечатляют, их деяния грандиозны и неизменно восхищают и заставляют трепетать. Ты можешь с пеной у рта доказывать их величие и даже будешь прав.

Пока дела их не коснутся лично тебя. Великий человек не может обходиться без жертв. Но всё это верно до очередной отдельной истории. Одной маленькой истории какой‑нибудь незаметной жертвы. Одной искалеченной походя судьбы или разрушенной жизни.

И не приведите всемогущие боги, чтобы это были твои жизнь и судьба.

Одного блика нехорошего багрянца в глазах Волдеморта и едва заметного движения головой хватило Кадмине Беллатрисе Малфой–Гонт для того, чтобы наконец до конца осознать это. Так, чтобы уже более никогда не питать иллюзий.

— Сначала я сама должна разобраться, — упрямо сказала Гермиона Амаранте вслух. — В конце концов, я ведь могу и ошибиться. Что ты сама думаешь о Габриэль?

— Я вовсе не думаю о ней, — усмехнулась полувейла. — Но раз такое дело, давай заглянем в магический кристалл.

Когда всё было приготовлено, провидица долго всматривалась в совершенно мутный, на взгляд Гермионы, шар. Затем тяжело вздохнула.

— Всё очень туманно, — объявила она. — Но я вижу какое‑то противоречие. В ней будто сосуществуют две натуры, весьма отличные между собой. Одна из них превалирует, а другая обретает свободу очень редко.