Дочери без матерей. Как пережить утрату

Я окончила колледж, устроилась на работу и начала получать признание коллег. Лишь тогда моя самооценка укрепилась. Я действительно занялась своим горем, связанным со смертью матери, и гневом к отцу. Когда я столкнулась лицом к лицу со своими эмоциями, которые так старательно держала на привязи, наконец смогла понять, кем была. Я перестала относиться к себе лишь как к дочери своей матери.

Я больше не принимаю чрезмерные меры предосторожности, но и перестала подвергать себя опасности. Я не всегда ношу с собой зонтик, но уделяю больше внимания своей боли и сложностям, внимательнее отношусь кжизни. Поскольку я ничего не боюсь, могу увидеть возможные опасности. Я учусь доверять своим чувствам и определять, что безопасно для меня в эмоциональном и физическом плане. Я только что начала жить в новом доме, где не нужно вынимать пузырьки с кокаином из входной двери. Я могу признать свою тревогу, но и жить в городе и не бояться, что все плохое, о чем говорят в новостях, произойдет со мной.

Отделившись от матери и по-прежнему осознавая ее важность, Шила активно «заботилась о призраке», как это называет Наоми Ловински. «Когда у нас слабые отношения с “призраками”, они приходят за нами, – поясняет доктор Ловински. – Как только вы наладили отношения с умершей матерью, страхи станут более реалистичными. Вы сможете отделить свою судьбу от судьбы матери и прийти к пониманию, что у каждого человека – своя судьба, которую нельзя контролировать. В современном обществе мы часто думаем, что, если ежедневно бегать, посещать врача и правильно питаться, нас минует плохая участь. Что ж, в жизни каждого человека постоянно происходят ужасные вещи, но не потому, что он неправильно питался».

«Я думаю, многие дочери без матерей склонны перекидывать ответственность за свою жизнь на матерей, – продолжает Ловински. – Это как бы снимает с них тяжелый груз. Все, что дочь должна делать, – беспокоиться о том, чтобы не заболеть раком или не покончить с собой в возрасте мамы. Важно понимать, что у вашей матери была своя судьба, а вас ждет своя, и что в вашей жизни будут разные события, на которые вы не подписывались». До тех пор, пока женщина не отделит страх от факта, она будет верить, что должна повторить судьбу матери.

Когда я познакомилась с Рошель, сразу восхитилась ее энергичностью. Во время нашей первой встречи каблуки ее кожаных туфель быстро застучали по деревянному полу, когда она подошла ко мне с распахнутыми руками и поцеловала в знак приветствия. Миниатюрная и грациозная, Рошель переходила из комнаты в комнату, громко смеялась, и ее длинные кудрявые волосы обрамляли лицо стильным небрежным ореолом. Ей было 53 года – примерно столько же, сколько было бы моей маме в то время. Но Рошель была гораздо моложе, чем я представляла свою мать. Если бы она не сказала, я бы ни за что не подумала, что Рошель пережила два вида рака – толстой кишки и груди.

Дело в том, что я всегда считала рак неизлечимой болезнью (и ничего, что моя тетя по материнской линии до сих пор жива и радуется жизни; ничего, что одна из моих подруг прошла двойную мастэктомию и реконструкцию груди в 40 лет и неплохо живет уже три года). Смерть моей матери настолько перекосила мое отношение к болезни, что я автоматически приравниваю угрозу рака к неизбежной смерти. Я осознаю это, когда общаюсь с подругами, чьи матери сделали мастэктомию 10 или 20 лет назад и до сих пор играют в гольф со своими мужьями по выходным. Их дочери переживают из-за рака груди, но страх не диктует им правила. Они относятся к болезни с позиции выжившего человека. «Конечно, я слежу за своим здоровьем, – говорит моя подруга Синди. – Но если я заболею, значит, заболею. Если это произойдет, что я сделаю? Скорее всего, то же самое, что и моя мама – пройду операцию и несколько месяцев профилактической химиотерапии, а потом вернусь к привычной жизни».