Дочери Ганга

Завершив туалет, они с Флорой отправились по делам. Грейс было нечем дышать; по телу сбегали струйки пота. Слабый ветерок не спасал. Даже бездомные собаки сидели, разинув пасти и вывалив языки, будто пытались напиться влагой из воздуха. Индийские женщины с кувшинами на плечах и в руках сгрудились у фонтана, откуда еле капала вода.

Грейс поражалась выносливости своей тетки. В предчувствии явной грозы она на ее месте непременно осталась бы дома. Или лучше посмотрела бы город, какие-то красивые места, а не те, что, казалось, забросили все боги на свете! Но девушка не могла сказать об этом вслух.

В том заключалось основное неудобство ее положения: будучи существом зависимым, не имеющим собственных средств, она не смела возражать тетке. Следовало с осторожностью задавать вопросы и с не меньшей осмотрительностью высказывать свое мнение.

Когда Флора заговаривала с местными жителями, они смотрели на нее и Грейс как на пришельцев непонятно откуда. Однако все они знали Бернем-сахиба и без колебаний указывали путь.

Англичанки прошли по улице, вдоль которой тянулись канавы с нечистотами, где бегали крысы, сновали покрытые паршой собаки, играли оборванные грязные дети. Казалось, стоявшие вдоль дороги хижины сложены не из камня и досок, а из изломанных человеческих судеб.

Однако строение, к которому они подошли, выглядело иначе. Его глиняные стены были хотя и не слишком умело, но с явным старанием разрисованы; на них были синий Кришна, золотая колесница Индры, белые лебеди, розовые лотосы, разноцветные павлины.

– Значит, Бернем-сахиб не лгал, – вполголоса произнесла Флора.

Чтобы перешагнуть через лужу, Грейс старательно подобрала подол. Она дорожила новыми нарядами так же, как делала это в пансионе, когда у нее было всего два платья, шерстяное и ситцевое.

Дам встретил седовласый пожилой человек с военной выправкой.

– Миссис Клайв? Это вы, мэм-сахиб?! – с удивлением, но не без достоинства произнес он, узнав о том, кто пожаловал к нему в гости.

– Да, собственной персоной. Хочу посмотреть вашу знаменитую школу. Ведите.

Что всегда нравилось Грейс, так это глаза индийских детей. Яркие, любопытные, живые. Казалось, они вбирают и вместе с тем дарят свет.

Бернем-сахиб с гордостью продемонстрировал дамам класс и учеников, дружно проговоривших на довольно чистом английском «good morning!»[92]. И пояснил:

– У нас очень грамотный молодой учитель. И на редкость красивый. Дети его обожают, и он добился с ними больших успехов.

– Правда? – с явной заинтересованностью улыбнулась Грейс, и Бернем-сахиб со смехом добавил:

– Он женат, мисс. К тому же он индиец.

– Где вы взяли такого? Здесь, в этой глуши? – вставила Флора.

– Он сам к нам приехал.

– Я могу на него посмотреть?

– Конечно. Он здесь. Сейчас я его позову.

Бернем-сахиб сказал правду. Юноша был очень хорош собой. Красивое лицо, великолепные глаза, безукоризненное сложение.

Грейс подумала, что надо бы нарисовать его портрет, а потом задала себе вопрос, не тот ли это индиец с заветной картинки? И, присмотревшись, решила, что это не он.

– Это Арун, – с гордостью представил Бернем-сахиб.

– Очень приятно.

Флора протянула руку, и Аруну ничего не оставалось, как ответить на пожатие. Голос женщины был лишен эмоций, но острые ногти впились в его мягкую ладонь. Он стерпел. И точно так же выдержал ее изумленный, пылавший бешенством взгляд.

Рядом с Флорой стояла белая девушка, которую он никогда прежде не видел. Старуха представила ее как свою племянницу.

Арун не помнил ни вопросов, которые задавала ему Флора, ни то, что он отвечал. Он пребывал в смятении. Как она очутилась здесь, какая злая судьба привела ее в это заброшенное место?! Бернем-сахиб говорил про какую-то пожилую даму благотворительницу, которой он отсылал свои письма, но Аруну и в голову не могло прийти, что это Флора Клайв!

Вспомнив по опийную фабрику, куда она послала его на смерть, юноша подумал о том, что одной рукой Флора раздает то, что отнимает другой.

Настал сезон муссонов, так называемое «гнилое время». Деревянные предметы набухали, книги и обувь покрывались плесенью, соль и сахар таяли, было трудно высушить одежду. Но Арун и Сона не расстраивались. Они окончательно уверились в том, что жизнь прекрасна. А что будет теперь?!

У Аруна не было никакой надежды на то, что Флора оставит его в покое. А Бернем-сахиб как назло принялся расхваливать Сону:

– У Аруна-джи красавица жена. Настоящая Лакшми! Она нам помогает. Индийцы не отпускают дочерей в школу, и Сона-джи придумала собирать малышек у себя дома. Она читает девочкам «Махабхарату» и заодно обучает грамоте.

Флора кисло улыбнулась.

– Прекрасная идея. А где вы живете?

Неизвестно, что бы ответил Арун, но его опередил Бернем-сахиб:

– Неподалеку, в этом квартале. Вам каждый покажет.

– Сейчас я должна вернуться в гостиницу. Я обязательно помогу вам, Бернем-сахиб.