Дочери Лалады. Паруса души

Отец воспитывал Тьедрига один до двенадцати лет, а потом ему всё же посчастливилось найти супругу. Мачеха не особенно тепло относилась к Тьедригу, но и не обижала. В пятнадцать лет, едва Тьедриг выучился, его отправили работать. Он трудился клерком в нескольких местах, пока не осел прочно в ведомстве картографии и кадастра, где тоже перекладывал бумажки. Должность у него в отделе обработки документов была самая низкая, намного ниже госпожи Онирис, по которой он тайно вздыхал, но так и не решился сказать о своих чувствах. Платили ему в конторе скверно, но кое-какой вклад в семейный бюджет он вносил. Когда на него обратила внимание госпожа И́гногенд, зачем-то зайдя в их учреждение, отец очень обрадовался: дама была из солидного общества и ещё холостая к своим уже вполне зрелым годам. Тьедриг стал её первым супругом. Муж должен быть красивым и скромным, не щеголять своим независимым мнением и не открывать рот без разрешения — таков был критерий её выбора, потому она, вероятно, и обратила свой взгляд на Тьедрига. Он продолжал служить, хотя жена выдавала ему приличные суммы на «карманные расходы». Жалованье он отдавал в семью отца, потому что у того с мачехой подрастала дочка.

О матушке-моряке Тьедриг часто думал. Временами ему было обидно, что она оставила его с батюшкой, но голос разума вещал: она же не совсем на произвол судьбы их бросила, а хорошо обеспечила, так что отец мог не работать, снимать неплохие комнаты и воспитывать сына на эти деньги. Когда деньги подошли к концу, родитель и стал крутиться, суетиться, подыскивая супругу. Работать ему не очень хотелось, да и делать он мало что умел. Одно время он пытался также служить клерком, но это показалось ему безумно скучным занятием, и он подался в актёры, чувствуя в себе творческую натуру. Кое-какой талант у него был, но плохо складывались отношения с коллегами по ремеслу, и он мог бы оказаться на обочине жизни, если бы на представлении его не заметила госпожа, ставшая впоследствии мачехой Тьедрига.

Батюшка был яркой личностью с сильными, хотя и поверхностными проявлениями чувств, а мачеха — сухой и холодноватой, расчётливой, но не злой, Тьедрига держала хоть и в ежовых рукавицах, но не издевалась. Она убедила его в необходимости самому уметь себя обеспечивать хотя бы на самом скромном уровне, если вдруг удача в поисках супруги задержится где-нибудь в пути. Выживать нужно уметь и в отрыве от родительской семьи: мало ли, как жизнь сложится.

Впрочем, выживать в настоящем смысле Тьедригу не пришлось, он вполне благополучно перекочевал из дома мачехи в дом супруги. Но был ли он счастлив?

Пожалуй, он был счастлив, когда на него смотрели сияющие глазёнки Эдлинд, когда её ручки обнимали его за шею, а нежный голосок произносил слово «батюшка». В глубине сердца он радовался, видя, что дочка растёт не такой, как её матушка, что она больше похожа на него, хотя его неуклюжести она и не унаследовала — скорее всего, к счастью. Это ему простительно быть нелепым клоуном, а ей, будущей госпоже — не пристало. Она должна быть уверенной и успешной.

Идеалом для него, конечно, была неведомая и загадочная матушка, госпожа корком. Вот уж кто — образец лучших качеств! Капитаном не всякий мог стать, а только сильная, смелая и энергичная личность, способная бороться с морской стихией и побеждать.

Они с дочкой зашли в кондитерскую. В питейное заведение напротив как раз входила группа моряков, среди которых была и пара женщин. Вот так, наверно, батюшка с матушкой и познакомился, думалось Тьедригу. Съев по паре пирожных и выпив по чашке отвара тэи, они отправились дальше гулять.

Тьедригу нравилось заглядывать в порт, любоваться кораблями. Снова мысли о далёкой матушке согревали его сердце. Но неподалёку от порта, на отшибе, находилось довольно мрачное место — там вешали пиратов. Казнь производилась подальше от городских улиц, так как морские разбойники не заслуживали даже того, чтобы стать источником зрелища, пусть и жуткого.

— Батюшка, батюшка, там кто-то висит на верёвке! — закричала Эдлинд, показывая в сторону этого страшного места, огороженного невысоким забором. — А зачем их подвесили? Они промокли и их сушат?

Тьедриг растерялся, не зная, как объяснить дочке это отталкивающее явление и не напугать. Дрожащими губами и таким же голосом он пробормотал:

— Д-да, доченька... Эти дяди промокли в море, поэтому их повесили сушиться.

Не мог же он сказать, что эти дяди — мёртвые, и подвесили их, именно чтобы умертвить! У него самого пирожные начали проситься наружу, хотя близко к месту казни они не подходили — ещё не хватало. Дочке было интересно, она тянула его туда, и Тьедриг, обычно мягкий и ласковый, вынужден был проявить твёрдость.

— Нет, сокровище моё, мы туда не пойдём. Там плохо пахнет.

— Ну батюшка! Я хочу посмотреть! — ныла дочка и тянула его за руку.